Владимир Хрусталев - Тайны на крови. Триумф и трагедии Дома Романовых

Однако император Николай II по-прежнему не намерен был уступать Думе.

Царь направил 27 февраля в Петроград председателю Совета Министров князю Н.Д. Голицыну следующую телеграмму:

«О главном военном начальнике для Петрограда мною дано повеление начальнику моего штаба с указанием немедленно прибыть в столицу. То же и относительно войск. Лично вам предоставляю все необходимые права по гражданскому управлению. Относительно перемен в личном составе при данных обстоятельствах считаю их недопустимыми. Николай » [284].

Как видим, позиция императора не изменилась, курс остался прежним. По распоряжению Государя в ночь на 28 февраля в столицу направляются верные царю войска под командованием генерала Н.И. Иванова (1851–1919). С фронта было снято несколько кавалерийских полков.

За внешним кажущимся спокойствием императора скрывались огромное душевное переживание и напряжение. Необходимо было определенно решить оставаться в Ставке, имея под рукой связь и управление войсками, но в то же время в опасности оставалась в Царском Селе семья. В своем письме из Ставки Николай II писал Александре Федоровне 26 февраля: «Вчера вечером был в церкви. Старуха, мать архиерея, благодарила за деньги, которые мы пожертвовали. Сегодня утром во время службы я почувствовал мучительную боль в середине груди, продолжавшуюся ¼ часа. Я едва выстоял, и лоб мой покрылся каплями пота. Я не понимаю, что это было, потому что сердцебиения у меня не было, но потом оно появилось и прошло сразу, когда я встал на колени перед образом Преч. Девы. Если это случится еще раз, скажу об этом Федорову. Я надеюсь, что Хабалов сумеет остановить эти уличные беспорядки. Протопопов должен дать ему ясные и определенные инструкции. Только бы старый Голицын не потерял голову!» [285].

В Царское Село выезжает и сам царь. В эти дни в своем дневнике он кратко записал:

« 27-го февраля. Понедельник.

В Петрограде начались беспорядки несколько дней тому назад; к прискорбию, в них стали принимать участие и войска. Отвратительное чувство быть так далеко и получать отрывочные нехорошие известия! Был недолго у доклада. Днем сделал прогулку по шоссе на Оршу. Погода стояла солнечная. После обеда решил ехать в Царское] С[ело] поскорее и в час ночи перебрался в поезд.

28-го февраля. Вторник.

Лег спать в 3¼, т. к. долго говорил с Н.И. Ивановым, кот[орого] посылаю в Петроград с войсками водворить порядок. Спал до 10 час. Ушли из Могилева в 5 час. утра. Погода была морозная, солнечная. Днем проехал Вязьму, Ржев, а Лихославль в 9 час» [286].

Тактику жестких мер против революционных выступлений разделяла и императрица Александра Федоровна: «Если мы хоть на йоту уступим, завтра не будет ни Государя, ни России, ничего!.. Надо быть твердыми и показать, что мы господа положения» [287].

В непримиримой схватке столкнулись силы, требовавшие более или менее радикальных общественных перемен, и силы, попытавшиеся сохранить самодержавную систему, считая, что реформы должны быть проведены только после окончания войны. Страна раскалывалась на лагеря. Видя это, статс-дама императрицы Александры Федоровны княгиня Е.А. Нарышкина констатировала:

«Император думает и работает только для своей неограниченной власти. Увы, увы — у него в будущем отнимут гораздо больше, чем он должен был бы отдать добровольно, обеспечив себе популярность и любовь своего народа…» [288]

Накануне, 1 марта, Временный комитет Государственной думы (ВКГД) решил послать в Бологое для свидания и переговоров с императором Николаем II делегацию из трех лиц. Ехать должны были председатель Думы М.В. Родзянко и ее члены октябрист С.И. Шидловский и меньшевик Н.С. Чхеидзе. Член Думы октябрист Савич спросил Родзянко, есть ли гарантия того, что делегация вернется благополучно в Петроград и ее не арестуют в Бологом.

Впоследствии Н.В. Савич (1869–1942) делился воспоминаниями об этом эпизоде:

«Эти слова произвели потрясающее впечатление, видимо, об этой возможности не подумали, не предвидели решительно ничего. По крайней мере, Родзянко долго и внимательно смотрел на меня и вдруг сказал: “Он прав, мне, как председателю Временного комитета, нельзя туда ехать”. Затем он решительно отказался от поездки, несмотря на настроения некоторых членов Временного комитета, после этого отказался ехать Шидловский, а затем и Чхеидзе. Словом от делегации ничего не осталось» [289].

Другой депутат Государственной думы В.В. Шульгин (1878–1976), который недавно ратовал за перемены в стране, в это время думал о другом: «Если подавить бунт можно, то и слава Богу. Это сделают не только без нас, но и против нас… Николай I повесил пять декабристов, но если Николай II расстреляет 50 000 “февралистов”, то это будет задешево купленное спасение России» [290].