Юрий Сенкевич - Их позвал горизонт

От Географического общества еще перед началом экспедиции Миклухо-Маклай получил ссуду в полторы тысячи рублей. Позднее три тысячи рублей пожертвовал В. Л. Нарышкин - член-соревнователь Географического общества, богатый меценат. Семь тысяч семьсот рублей с помощью друзей сумел собрать Александр Александрович Мещерский, тысячу дал Иван Сергеевич Тургенев, тысячу - Павел Михайлович Третьяков. Но и этих денег было недостаточно для новых путешествий.

Итальянский путешественник и ботаник О. Беккари, дважды встречавшийся в Океании с Миклухо-Маклаем, в 1879 году писал: "Еще в первое мое путешествие я застал его в весьма неудовлетворительном физическом и нравственном состоянии, но теперь его почти нельзя было узнать. Известие о почти полном разорении его семейства нанесло сильный удар его организму, уже истощенному всякого рода утомлениями, непрерывными лишениями и климатом тех стран, в которых он жил и которые он при всем том тщательно исследовал. Он страдает от этого тем более, что все его коллекции, антропологические и другие рисунки его, заметки - словом, все плоды его размышлений... находятся в руках нескольких банкиров и купцов, которым он должен был оставить все свои научные сокровища в обеспечение уплаты по нескольким займам, без которых он не мог бы осуществить предначертанного им себе обширного плана изысканий. Таким образом, он находится в плену не имеет никаких средств возвратиться в Европу... Опасаюсь, что при таких условиях он проживет недолго: физические и нравственные силы его окончательно не выдержат бремени безвыходного, самого трагического и ужасного положения; есть повод опасаться еще худшего, и необходимо сделать все, что только можно, для спасения его... чтоб сохранить науке такого человека и такие труды, а родине его - честь считать его в числе своих сынов".

Петербургская газета "Голос" опубликовала письмо Беккари и объявила общественную подписку. В результате Миклухо-Маклай получил 4500 рублей и смог частично расплатиться с долгами...

Россия встречала его восторженно - общественные выступления, лекции, чтения, обеды.

В одном из писем к брату Николай Николаевич рассказывает, как его принимали в Москве:

"Вчера состоялось чтение в Общ. Любит. Естествознания в зале Технического Музея, что на Лубянке... Г. Губернатор, Митрополит, 2 архиерея и т. д., и т. д. присутствовали. Давка у дверей была страшная, наконец толпа без билетов ворвалась. Мне присуждена большая золотая медаль Общ. М. Люб. Естествознания и т. д. В воскресенье я принял обед, который дают мне профессора и другой ученый люд московский. Я принял под условием: дать мне бифштекс, молоко и не заставлять говорить".

Говорил он плохо - тихим прерывистым голосом, невыразительно. Отвык от русского языка, иногда с трудом подбирал слова. Но слушали его, несмотря ни на что, восторженно. Известный путешественник по Русскому Северу этнограф К. Д. Носилов вспоминает: "Билеты все распроданы... в зале тысячная толпа... почти нечем дышать, но все слушают, слушают слабый, но внятный голос... И шум аплодисментов награждает его за каждый факт... голос его то и дело прерывается, чтобы дать этой разнообразной толпе... выразить свой восторг, симпатию, порывы души хорошему русскому человеку".

Конечно, он открывал слушателям совсем иной, неизвестный, экзотический мир. Но не это вызывало восторг, а сама личность путешественника.

Двенадцатилетние его странствия были воистину подвигом - все понимали это. Однако, кажется, самого Николая Николаевича мало кто понимал. Одни полагали, что в его прошлом кроется какая-то личная трагедия, заставившая его возненавидеть жизнь или по крайней мере цивилизацию, другие считали его просто чудаком и честолюбцем, желавшим во что бы то ни стало "отличиться", прославиться.

Но он был вовсе не честолюбив, более того, безразличен и к славе, и к богатству. В течение 12 лет о его странствиях, о его работах знали только немногие ученые. За все эти годы только два десятка коротких его сообщений, писем были опубликованы в России, да и то в специальном издании "Известия Русского Географического общества". Пожалуй, впервые внимание русской общественности к деятельности Миклухо-Маклая привлекла газета "Голос", рассказав о его бедственном положении.

Возвращаясь в 1882 году в Россию, Николай Николаевич с горечью писал: "Я никогда не имел времени подумать о средствах к жизни на будущее время. Оказывается теперь, что мне н е н а ч т о ж и т ь".