Юрий Сенкевич - Их позвал горизонт

В Большерецке учителем стал приглашенный Стеллером ссыльный Иван Гуляев, который учил детей "как читать, так и писать, и арифметике наставлял...".

Ходатайствуя перед синодом об открытии школ, Стеллер просил прислать азбуки, буквари, псалтыри, молитвенники. Не было, конечно, ни учебников, ни бумаги. "Вместо бумаги, - писал Стеллер, - научил я их пергамент из кожи тюленьей делать, дабы всегда стираемые слова писали и так бы писать училися".

По обыкновению Стеллер неустанно "воюет" с местной администрацией: "Они ничего иного не думают, разве чтоб собрать им в два года столько, сколько б им и их детям на несколько лет довольно было".

Адъюнкт конечно же и здесь нажил множество врагов. Доносы идут в Петербург один за другим.

И тут мы подходим к трагическому финалу нашего рассказа.

Еще в начале 1743 года Стеллер самовольно освободил из Большерецкой приказной избы "содержащихся под караулом по важным делам колодников". Это были 12 камчадалов, обвиненных в бунте против администрации.

Администрация отправила донос в Иркутск. Отсюда его ввиду особой важности дела переправили в Петербург.

Когда через полтора года Стеллер собрался уезжать с Камчатки, его дело все еще продолжало двигаться с нормальной "среднесибирской" скоростью. Но когда через два года Стеллер прибыл в Иркутск, здесь уже было получено распоряжение сената: "Ежели он по тому следствию явится виновен, держать в Иркутске в канцелярии под караулом".

Стеллер "дал от себя объяснение, что он велел отпустить помянутых камчадалов, потому что их в Большерецке некому было караулить и нечем кормить по недостатку тогда в рыбе".

"Притом же некоторые из тех камчадалов привезены были совсем напрасно", - утверждал Стеллер.

В Иркутске удовольствовались этим объяснением, и 24 декабря 1745 года адъюнкту было дозволено продолжать путь.

Однако только через месяц, 30 января 1746 года, Иркутская канцелярия отправила в сенат донесение: "Винности Стеллеровой не признавается". Это донесение дошло до Петербурга в середине августа - нормальная по тем временам "среднесибирская" скорость. Но до этого, в середине июля, в Петербург поступило известие, что Стеллер уже проехал Верхотурье.

- Как Верхотурье? - удивились в Петербурге. - Стеллер должен сидеть под караулом в Иркутске.

17 июля навстречу адъюнкту послан специальный курьер, чтобы заключить Стеллера под стражу и везти обратно в Иркутск "для производства о нем следствия".

Через месяц до столицы дошло наконец запоздавшее донесение о невиновности Стеллера. Вслед первому курьеру 20 августа выезжает второй: "Стеллера из караула освободить".

Первый курьер застал адъюнкта в Соликамске. Местные власти под стражей отправляют Стеллера в Иркутск.

18 августа (второй курьер еще не выехал из Петербурга) Стеллер пишет в Академию наук: "Определенный ко мне в дороге пристав не позволяет мне пространного рапорта послать; но я сей возвратный путь в Сибирь намерен в пользу употребить. И подлинно, еще много в Сибири забыл, что на сем пути паки исправить могу. Между тем от Императорской Академии наук прошу милостивого защищения. Сие есть одна подпора моего уже упавшего духа, что она также позаботится о ея малом сочлене, дабы он не пропал понапрасну".

К тому времени, когда этот рапорт был получен Академией наук, Стеллера уже не было в живых...

Что же произошло?

Теперь, когда документы Второй Камчатской экспедиции уже освоены, об обстоятельствах смерти можно говорить достаточно уверенно.

Второй курьер успел нагнать Стеллера и его конвоира в Таре. Он привез указ - освободить Стеллера, разрешить ехать в Петербург.

Стеллер возвращается в Тобольск, так как у него обнаруживаются "признаки горячки": то ли сильная простуда, то ли воспаление легких. Его уговаривают повременить с отъездом.

Без малого девять лет назад уехал он из Петербурга. Конечно, после только что пережитых потрясений, после стольких лет разлуки с любимой Бригиттой он не хочет задерживаться в Сибири.

Через два века в архиве будет найдено прошение Бригитты. Она вновь вышла замуж, стала госпожой Фрейзлейбен, но вознамерилась получить причитающиеся Стеллеру "провиантские деньги" за время зимовки на острове Беринга. И в подтверждение своих законных прав на 109 провиантских рублей и 17 копеек она приложила к своему прошению завещание адъюнкта:

"Понеже я ныне весьма болен и не чаю живым быть, то прикажу по смерти моей все мои пожитки отдать жене и дочери моей. И сие есть моя последняя воля. Георг Вильгельм Стеллер".