Юрий Сенкевич - Их позвал горизонт

Стеллер сохранил и силу духа, и энергию. Он первым сошел на берег, первым подумал о зимовке. На берегу начали рыть землянки, прикрывали их сверху плавниковыми бревнами, парусами. В эти дни адъюнкт академии стал и лекарем, и пекарем, и добытчиком.

"Мы увидели, - словно подсмеиваясь, пишет Стеллер, - что чин, ученость и другие заслуги здесь не дают никакого преимущества и вовсе не помогают находить средства к жизни..."

К сожалению, не удалось разыскать ни одного портрета адъюнкта академии Георга Вильгельма Стеллера. Наверное, и не существовало ни одного портрета. Как он выглядел, можно только догадываться. Наверное, насколько можно судить по характеру, он был похож на Паганеля и Дон-Кихота одновременно.

В Россию Стеллер приехал в 1734 году, ему было двадцать пять лет. Подающий надежды ученый, и только. Это теперь, двести пятьдесят лет спустя, мы можем написать - талантливый натуралист, вдумчивый, наблюдательный этнограф, страстный, не знающий устали путешественник...

Академик С. Г. Гмелин писал о Стеллере: "Он вовсе не был обременен платьем... У него был один сосуд для питья... Он имел одну посудину, из которой ел и в которой готовились все его кушанья... Он стряпал все сам, и это опять с такими малыми затеями, что суп, зелень и говядина клались разом в один и тот же горшок и таким образом варились... Ни парика, ни пудры он не употреблял, и всякий сапог и башмак были ему впору. При этом его нисколько не огорчали лишения в жизни; всегда он был в хорошем расположении, и чем более было вокруг него кутерьмы, тем веселее становился он... Вместе с тем мы приметили, что, несмотря на всю беспорядочность, выказываемую им в его образе жизни, он, однако, при производстве наблюдений был чрезвычайно точен и неутомим во всех своих предприятиях... Ему было нипочем проголодать целый день без еды и питья, когда он мог совершить что-нибудь на пользу науки".

Кажется, портрет нашего героя уже нарисован. Но...

Пожалуй, у Стеллера было больше врагов, чем друзей. Да что там больше. Не было, наверное, ни одного человека, с которым бы он не поругался.

Тот же самый академик Гмелин чуть позднее (уже поссорившись с адъюнктом) в запальчивости скажет: "Ему никто не смеет противоречить, потому что в противном случае навлечет на себя несчастье быть им преследуемым".

В экспедицию, в академический отряд, Стеллер по его страстной просьбе был зачислен в феврале 1737 года, а в январе тридцать восьмого отправился в далекую и манящую Сибирь.

Совсем незадолго до отъезда (видимо, в декабре) он женился на Бригитте Елене Мессершмидт, вдове известного естествоиспытателя доктора Мессершмидта. Стеллер был счастлив: его веселая, игривая "докторша" разделит с ним все радости предстоящего путешествия. Беринг, Ваксель и многие другие поехали в экспедицию вместе с женами и детьми, даже совсем маленькими. А его приемная дочь почти взрослая.

Бригитта, Бригитта, как он счастлив!

Но... молодая супруга адъюнкта вполне удовольствовалась путешествием от Петербурга до Москвы, а здесь сообщила, что дальше не поедет.

Не будем обсуждать и не будем осуждать. Наверное, Бригитте нелегко было решиться: она жила в Сибири с Мессершмидтом и судила обо всем не понаслышке.

А Стеллер... Стеллер чувствовал себя полностью опустошенным. Его предали.

С тяжелым сердцем уезжал адъюнкт из Москвы. Казань - Екатеринбург Тобольск - Томск - Енисейск... Много позднее Стеллер напишет: "Я совершенно забыл ее и впал в грех любви с Природой". Но, похоже, он будет неискренен. Кажется, Стеллер всегда продолжал любить Бригитту, хотя и относился к ней несколько иронично. Что же касается "грехопадения", то оно, безусловно, произошло задолго до женитьбы.

По дороге в Енисейск адъюнкт успел составить каталог птиц, трав, описание рек и рыб, употребляемых в Сибири лекарств. Из Иркутска он съездил в Кяхту за специальной китайской бумагой для укладки растений. Потом успел поработать в Прибайкалье, где собрал 1150 (!) видов растений. На Камчатку, в Большерецк, он прибыл в сентябре 1740 года; здесь его гостеприимно встретил Степан Петрович Крашенинников.

В ноябре Стеллер на собачьей упряжке отправляется к Авачинской губе, неподалеку от которой "имеется гора, временами выбрасывающая из себя огонь". Затем в январе едет к мысу Лопатка - южной оконечности Камчатки. Попутно Стеллер проводит самые разнообразные, в том числе интереснейшие этнографические, наблюдения.

И также попутно - то ли мешает ему в жизни горячность, то ли помогает - вступает в многочисленные конфликты с местной администрацией. Он, например, сообщает в сенат - никак не ниже! - о "непорядочных поступках" большерецкого приказчика, который "токмо время свое в пьянстве препровождает". Приказчик, в частности, не выдавал участникам экспедиции бумаги, из-за чего метеорологические "обсервации" приходилось записывать в "берестяные книги"...