Монотонный рокот дизелей навевал дремоту. И вдруг уже на исходе суток краешек командирского сознания высветил: «Сегодня же тринадцатое! Сегодня мне стукнуло тридцать два года! Порядочно!..
Пацаны таких стариками уже зовут. А что сделано за эти годы? Если так вот, по совести, самому с собой разобраться? Да ничего особенного. Три боевых похода на „малютке“. Уже второй поход на „тринадцатой“. А вот на счету всего два потопленных транспорта. Конечно, если не считать высадку разведывательно-диверсионной группы да „шорох“, наведенный возле Эзеля. Как тогда бежали крейсер и эсминцы немецкие от лодки! Хоть ни одного из них не удалось потопить, зато наши войска от ихних артобстрелов освободились!
А что в личном плане? — продолжал размышлять командир. — Тоже, по сути дела, ничего хорошего. Отец, раненный осколком бомбы, умер перед самым выходом в море. Тяжело и обидно. Еще и семья развалилась. Спасибо „благожелателям“! Нине Ильиничне про меня наплели бог весть что, да и я хорош — поверил сказкам про ее поведение в эвакуации. Так что поделом!..
Впрочем, хватит об этом! — прервал командир сам себя. — Не об этом сейчас мысли должны быть. О войне, о боевом задании! С семьей разберемся потом, после Победы…»
Командир снова внимательным взглядом прошелся по горизонту. Ничего! Так уж получалось, что на этот раз (впервые!), в самом начале боевого крейсирования в районе Данцигской бухты, удача отвернулась от Маринеско. Противник прятался, хитрил, явно избегая встречи с ним.
Вот так безрезультатно завершился первый день. После этого безрезультатно прошла целая неделя. А море словно вымерло. Ни боевых кораблей, ни транспортных судов. Абсолютно ничего! Может быть, потому, что и советским подводникам, и фашистам мешала непогода? Все эти дни не утихал шторм. По морю бежали и бежали огромные гривастые волны. С большим трудом боцману удавалось днем удерживать лодку в равновесии хотя бы минуту-две, пока командир в очередной раз приникал к перископу. А ночью шла неимоверно опасная на болтанке подзарядка батарей. И так сутки за сутками. Монотонно и нудно. Словом, обстановка в море была не из легких. Вот как описывал ее все тот же радист лодки М. Коробейник:
«17.01.45 г. Из оперативной сводки Совинформбюро узнали о начавшемся наступлении войск 1-го Белорусского фронта южнее Варшавы. Экипаж обрадовался такой вести. А море свирепствует. Шторм около девяти баллов. Посуда, стол, всякие незакрепленные вещи с грохотом валятся на палубу. Кое-кто из моряков выпал из коек. Утром погрузились, потом легли на грунт. Хотя глубина 50 метров, лодку здорово качает с борта на борт…
18.01.45 г. Всплыли в 00.40. Шторм продолжается. Огромной волной чуть не смыло за борт мичмана Торопова. Удержал его, помог старший матрос Юров. Из радиосообщения узнали об освобождении нашими войсками Варшавы…
20.01.45 г. Ввиду плохой погоды всплываем под перископ редко. Транспортов не обнаруживаем. Иногда слышим взрывы глубинных бомб. Это явно дозорные корабли фашистов…»
Лишь 21 января вдохнуло в души подводников надежду. Ранним утром гидроакустик Иван Шнапцев доложил командиру, что слышит отдаленные взрывы глубинных бомб. «Что это может значить?» — задумался Александр Иванович. Он хорошо знал, что в этом районе нет ни одной советской подлодки. По крайней мере, его так ориентировали в штабе перед выходом «тринадцатой» в море. Значит, взрывы глубинок не признак того, что фашисты «гоняют» кого-то из его боевых друзей, преследуют обнаруженную советскую лодку. Видимо, немцы ведут профилактическое бомбометание в этом районе. А раз так, то надо ожидать, что вскоре через район бомбометания пойдут вражеские корабли, конвой.
— Готовьтесь, друзья! Будет горячее дело! — обрадовался Маринеско. — Чует мое сердце, что вот-вот подойдет конвой.
— Ну а на вас сейчас главная надежда, — подойдя к гидроакустической рубке, предупредил командир. — Что там слышно?
Иван Шнапцев поглубже нахлобучил наушники, прижал их руками, вслушиваясь. Через минуту-другую обрадованно повернулся лицом к Маринеско.
— Товарищ командир, слышу работу сторожевиков!
— А транспорты, транспорты там не проглядывают?
— Нет, товарищ командир!
— Ладно. Боцман, всплывай под перископ! Посмотрим своими глазами…
Едва подлодка взрезала перископом волну, командир приник к окуляру. И тут же увидел, как два сторожевика, шедшие чуть не на самом горизонте, начали поворот на лодку. За кормой их взбурлили пенные буруны. Значит, дан полный ход. Ничего другого это не могло означать, кроме того, что лодка обнаружена. Вероятнее всего, наблюдатели заметили пенную полоску за перископом.
Читать дальше