Сергей Сергеев-Ценский - Искать, всегда искать ! (Преображение России - 16)

- Да, по-видимому... Ведь вот же в Ленинграде художники мне о нем сказали... Значит, среди художников-то он был во всяком случае известен.

- А Даутова не могут снять с директорства за эту аварию? - заметно встревоженно спросила Таня.

- Чем же он лично виноват в этой аварии? Виновато качество кокса, а не он.

Наконец, показался металлургический завод, и Леня видел, как заволновалась Таня, прилипшая своими яркими глазами к раскрытому окну вагона: даже побледнела она от волнения, и губы ее стали сухие.

- Я сказала маме, что найду Даутова, и вот я его нашла, - с большой торжественностью в голосе говорила Таня, когда они подходили к будочке за пропусками на завод.

И Леня отозвался на это тоном человека с огромным житейским опытом:

- Бывают такие счастливые случайности в жизни. - И добавил: - Теперь уж и мне самому любопытно посмотреть, что это за Даутов такой, с каким ты в поезда когда-то играла.

Управдел, болезненного вида человек с острыми скулами и желтыми белками, - в одной руке перо, в другой папироса, - мутно посмотрел на вошедших, спросил, по какому вопросу хотят видеть директора, сказал:

- Да, мы вам звонили туда, на коксостанцию... А директор сейчас занят, присядьте.

И снова начал весьма деятельно затягиваться папиросой и что-то быстро писать на бумажках. Куча коротеньких бумажек лежала перед ним на столе, и он сбрасывал их к себе одну за другой, ловко действуя только безымянным пальцем левой руки. То и дело приходили к нему за указанием, за разъяснением, за резолюцией - это был страшно занятый человек.

Но Таня взглядывала на него только мельком: все ее внимание было здесь, на этой высокой коричневой двери, на которой белела фаянсовая дощечка с крупными буквами: "Директор". Очень строгая была эта дверь и строгая дощечка. И Таня все восстанавливала в памяти старую фотографическую карточку Даутова, представляя до осязательности ясно, как он сидит вот сейчас в своем кабинете за строгим столом, строгий и важный, каким только и может быть директор такого большого завода.

Ей казалось даже, что ни одного слова сейчас не нужно говорить ему о себе, о матери и о Крыме, - только приглядеться к нему как следует, чтобы описать его матери в длинном письме, а потом... лучше всего и ему послать письмо на квартиру, чтобы узнать, когда можно будет к нему зайти.

Вот вышли из кабинета двое с бумагами... Управдел поднялся, положил папиросу и, продолжая читать какой-то листок, открыл дверь кабинета.

- Ну, вот сейчас он доложит о нас, и... сейчас ты увидишь своего Даутова, - вполголоса сказал ей Леня, положив свою спокойную широкую руку на ее нетерпеливую ручонку.

Управдел открыл дверь, выходя, и сказал, обращаясь к Лене:

- Зайдите.

Лене очень хотелось пропустить Таню первой, однако она торопливо спряталась за него, но глаза ее впились в того, кто сидел за большим письменным столом с резьбою. На столе что-то зеленое, сукно или толстая бумага, на этом зеленом - толстое квадратное стекло, бронзовая чернильница, телефон, куча бумаг и куча кокса в чем-то никелированном, - но все это только взметнулось как-то, как легкий пыльный вихрь на дороге, который, чуть поднявшись, оседает вновь, взметнулось, осело, и... очень широкоплечий, низенький, с широким плоским лицом, до отказа налитым кровью, с черными узенькими глазками и с черным ежиком на раздавшейся вширь голове директор, чуть приподнявшись, подал руку Лене, кивнул слабо растущими бровями ей и сказал:

- Прошу присесть, товарищи... Вот образцы кокса.

И он взял никелированную коробку с коксом и придвинул ее к Лене, сразу решив, конечно, что девочка эта, - какая-то там лаборантка, - что она понимает в аварии на заводе?

Но лаборантка Таня и не смотрела на кокс: она, круто изогнув шею, оглядывала очень обширную комнату, нет ли в ней двери куда-то дальше, в настоящий директорский кабинет и к настоящему директору Даутову, потому что этот налитой здоровьем низенький человек азиатского обличья ничем решительно не был похож на Даутова.

Между тем Леня, взяв два куска кокса в обе руки и стараясь раздавить их, как два грецких ореха, говорил:

- Видите ли, товарищ Даутов, по внешнему виду это очень крепкий кокс. Я наперед могу сказать, что барабанную пробу он прошел блестяще... Попадаются куски с небольшой трещиноватостью, но это вполне допустимая трещиноватость, она глубоко не идет и роли не играет.

- Но она все-таки есть, трещиноватость, - вздул второй подбородок Даутов. - Наши инженеры говорят, что это и есть причина.