Андрей Орлов - Осень 93-го. Черные стены Белого дома

Тем временем за столом президиума на сцене конференц-зала появились Голушко и Филатов. Сергей Александрович выглядел хмурым и усталым. Но благодаря уже укоренившейся привычке человека, который часто бывает у всех на виду, он держался уверенно, о чем-то оживленно разговаривал с Голушко, иногда даже улыбался. Николай Михайлович, наоборот, выглядел скованным и настороженным. Когда он улыбался в ответ Филатову, чувствовалась какая-то натянутость, если не сказать больше — отчужденность.

Орлов сидел в центре, зала и Филатов, разумеется, не мог заметить его среди сотен сотрудников центрального аппарата, устремивших свои взоры на сцену.

— Уважаемые товарищи! — начал Филатов с обращения, которое все реже и реже звучало в новой демократической России. Орлов понял, что Сергей Александрович, который уже давно исключил из своего лексикона слово «товарищ», сделал над собой определенное усилие. Но в военной среде, будь то армия или спецслужба, слово «товарищ» оставалось единственным обращением, если, конечно, не считать обращение по званию. Для Орлова это слово было дорогим и близким, и он нередко обращался так даже там, где оно уже давно стало не просто неупотребительным, а ругательным.

Филатов между тем продолжал:

— Произошедшие месяц назад события стали серьезным испытанием для новой российской государственности, проверкой, насколько наше общество способно противостоять силам, стремящимся повернуть развитие нашей страны вспять…

Андрей достал рабочий блокнот и стал тезисно записывать, что говорил Сергей Александрович. Привычка конспектировать лекции у него укоренилась с университетской скамьи, когда он умудрялся в сжатой форме, но достаточно близко к тексту, зафиксировать то, что говорил преподаватель.

РАБОЧИЕ ЗАПИСИ: «Почему президент предпринял эти шаги?

…Россия — неподготовленная (орг., мор.) пошла на реформы

(жизнь вынудила!)

тактика реформ была встречена неоднозначно

начиная с VI съезда стало очевидным — углубление

раскола

+ амбиции некоторых руководителей (к-е находятся в Лефорт, тюрьме)

правовое поле сужалось

в любом случае — президент нарушал Конституцию

(бюджет — вел к гиперинфляции) СМИ — отдавались в руки оппозиции…» ( Из записей в рабочем блокноте А.П. Орлова, 13 ноября 1993 года.)

Да, здесь Филатов был достаточно откровенен. К декабрю инфляция достигла невиданных ранее размеров. Доллар дорожал почти ежедневно. Если в начале года курс был 414 рублей за доллар, в середине года — чуть больше тысячи, то к декабрю 1993 года — 1229 рублей. По сравнению с советским временем доллар вырос в двадцать пять раз!

А цены! Каждая семья, каждый человек, за исключением тех, кто гужевался на разграблении государственного имущества, растаскивании собственности предприятий и многочисленных аферах, испытывал настоящий страх перед будущим, которое казалось беспросветным, сулящим большие беды. Хлеб, который всегда стоил копейки, вдруг стал стоить почти пятьсот рублей, сахар приблизился к восьмистам рублей за килограмм, а масло взлетело в цене почти до трех тысяч рублей, превратившись в недоступное для простого человека лакомство! Если даже в самые трудные времена упадка советской экономики колбаса по цене была доступна каждому, надо было только ехать в столицу или другой большой город, чтобы купить ее, то к декабрю девяносто третьего она могла быть по карману только бандиту с большой дороги или разжиревшему в результате махинаций с собственностью «новому русскому». Цена вареной колбасы в день, когда чекисты внимали выступлению руководителя президентской администрации, достигла трех с половиной тысяч рублей! Недоступные для российского офицера деньги!

Филатов, время от времени поглядывая в зал, продолжал объяснять сотрудникам органов безопасности, что единственным выходом из возникшей между президентом и Верховным Советом конфронтации был роспуск парламента, который никак не соглашался на разработку и принятие новой Конституции.

— Референдум показал, что расстановка сил в стране явно в пользу Президента Российской Федерации. Он пользуется полной поддержкой граждан России. Но в июле — августе надежды на мирный переход к новой системе власти были разрушены. Люди ждали новую Конституцию, а система Советов была тормозом на пути демократических преобразований…