Сергей Сергеев-Ценский - Кость в голове

Вот теперь на море глядишь - как я уж привык на него глядеть за тридцать лет, и думаешь: на что же я в Луше этой польстился? И не знаешь. Ну, конечно, личиком она белая, слова нет, а так, росту она не дала, ну, конечно, вертлявость и разговор у ней детский, как все равно на сцене она представляет... Одним словом, помстилось мне, что она, как Феньке далеко не ровня, то это будет мне - лучше не надо... Родство же у ней - наше, рабочее: отец в кузнецах за подмастерье, мать стирать по домам ходила. Этих работ война не могла коснуться; что подковы, например, что белье - это всегда требуется. Ну, конечно, дома своего не имели, квартиру нанимали, потому что оба сильно пьющие были, а я в том же доме, где и они, комнату имел, - вот откуда наше знакомство, а Луше семнадцать лет, и кроме как в кино она любила, никто за ней не замечал... Я же и ей и отцу с матерью книжку свою показал и насчет дома-хозяйства доклад сделал... Коротко говоря, сыграли мы свадьбу, стала у меня законная жена - Луша.

Я это раз ее повел на Корабельную, свое обзаведение, какое Фенькой отнятое, показал, другой раз повел, показал, а потом по всей Корабельной прошлись. "Вот, говорю, выбирай себе здесь место какое удобное и, конечно, имей в виду, - первое удобство - вода, чтобы воду было где поближе таскать тебе... будем насчет домашнего удобства думать". А ей, понимаешь, смешки одни. Об корове ей упомянул, а она мне: "Вот еще, ко-ро-ва! Я их, коров этих, до смерти боюсь. Мне когда сон какой нехороший приснится, это, знай, за мной корова гонится. Гонится, гонится - вот сейчас на рога поднимет... Тогда уж я, конечно, проснусь..."

Я себе думаю: настаивать очень не буду; только вот дождаться, война кончится, дела веселее пойдут, можно готовую себе купить хату и корову на двор привести смиренную-достойную, тогда бояться не будет... У нее же свое на уме. Был, например, там, в Севастополе, каретный мастер Ампилогов экипажное заведение имел. И вот, стало быть, дочка его старшая, говорили, очень из себя красивая была, с мичманами стала путаться. Путалась-путалась, ну, один мичман ее кортиком и зарезал, чтоб она другому мичману не досталась. Двадцать две раны ей дал. Его - судить, и будто приговор был крепость на сколько там лет, а он в одно слово - расстрел себе требует. Так ли действительно он себе смерти требовал, только Луша моя об этом одном, как сорока, трещать стала: "Ампилогова, Ампилогова. Мичман, мичман. Любовь, любовь, какую в кино артисты представляют..." А как убитую хоронили, тут уж, разумеется, Луша моя день целый на улице продневала, и, конечно, у нее ведь подруги... Кого она послушать может? Меня, что ли? Подруги у нее главное...

- Пустая, значит, ходила? - осведомился Евсей.

- Хотя бы ж и пустая, - должна она о своем муже думать, а не то что о гулящих девках каких, которых ножами убивают. Думка даже у меня такая была, чтобы нам переехать в Симферополь. Сказал ей об этом - она в дыбошки: "У меня тут отец с матерью, подруги, а в Симферополе что..." Дело тут, конечно, было в подругах, и как все ей тут было известно с малых годов, а главное дело - мичмана тут в белых штанах ходят, вот что. Офицеров гарнизонных - тех по случаю войны с простой рядовщиной шинелями сровняли, а флотские, как раньше они щегольством занимались, так и теперь. Война - своим чередом, а белые штаны своим чередом остаются. Понятно, флотский на своем кораблю сидит и в море с него никуда не скочит - ему защитного цвету не полагается носить.

Коротко говоря, у этой гулящей Ампилоговой мичман был, а у меня, дескать, как я - не каретница, а только что печникова жена, пускай хотя бы кондуктор флотский будет, все-таки у него - морская форма, а не то что ополченец какой. Вот как моя Луша распорядилась моей с ней обчей жизнью. По стечению времени она к нему на квартиру ходила, как я на работе бывал, а потом совсем до него перешла жить... И сказать бы, что молодой, - не-ет. Даже, может, и меня на сколько-то лет постарше. Чем же он мог ее ульстить? Сключительно своей формой... А чтобы жалованье его было больше, чем я мог своей работой заработать, то это уж нет. И своим чередом - подруги сбили. Кто ее с кондуктором этим познакомил? Подруги, - это уж я потом разузнал. А где же он служил, на каком судне? Это тоже внимания достойно. Служил он на дредноуте самом сильном, на "Марии". Это уж было такое судно, что целого оно стоило флота. И действительно, посмотреть на нее - огромадина. Так что летом она к нам пришла, летом же Луша с ним и познакомилась. Или же я это тут путаться начал? Каким летом? В пятнадцатом она к нам, "Мария", из Николаева пришла летом, а женился я в апреле шестнадцатого, а с кондуктором Чмелевым познакомилась Луша, так надо быть, в июне. В августе же месяце она к нему перебралась... А просто-чистосердечно сказать - он ей комнату у одной вдовы нанял, она от меня и перевезлась со своими вещичками: граммофон у ней был, корзинка с бельем и, конечно, постель, у меня пара новая была, к свадьбе я шил, и так, другое что, этого ничего не взяла, врать не буду. Фенька - та бы не посмотрела, все бы к себе увезла, а эта нет. Коротко говоря, с работы прихожу - ни граммофона, ни ее корзинки, и постеля наша стоит вся разоренная.