Сергей Сергеев-Ценский - Лютая зима (Преображение России - 9)

- Сколько? - коротко и понятно спросил Ковалевский, едва вошел.

- Пока принято свыше двухсот... кажется, двести двенадцать всего... Но все время приносят... а есть и такие, что сами приходят, - поднялся и пробасил Ваня.

- Рота раненых... Да рота будет убитых! Вот что сделали с нами эти Герасимовы, и Гриневичи, и Баснины!.. Откуда старый идиот этот взял, что высота была будто бы нами занята, - вы не знаете?

- А она разве не была занята? - в недоумении спросил Ваня.

Ковалевский поглядел на него так, что он тут же начал усиленно рыться на столе в куче телефонограмм, пока не услышал окрика:

- Какого же именно черта вы ищете, не понимаю! Донесение, что ли, такое было? Откуда?

- От командира седьмой роты, господин полковник.

- Седьмой? От Хрящева? Каким образом? Что он такое мог донести?

- Вот, - нашел, наконец, Ваня. - Вот тут... "Окоп передовой заставы занят нашими. Сейчас последует атака на передовую заставу. Хрящев".

- И только всего? Окоп передовой заставы, - вы понимаете, что это такое и где именно? Разве взять окоп заставы значит взять высоту?

- Я не представляю ясно, но когда запросили из второй батареи, как движется атака, я передал это дословно, - и оттуда ответили...

Тут Ваня запнулся, потому что лицо Ковалевского показалось ему страшным. Но Ковалевский спросил придушенно:

- Ответили, что прекращают обстрел, так? Чтобы не перебить своих?

- Мотивировка была именно такая, господин полковник, - окончательно смешался Ваня.

- Если вы, шляпа, не знаете, что такое окоп передовой заставы, - очень зло посмотрел на него Ковалевский, - то артиллеристы-кадровики должны были знать... А Баснин? Откуда взял Баснин свой сумасшедший приказ совсем прекратить обстрел, - всей высоты обстрел, прекратить совсем, - откуда, не знаете?

- Баснин? - Ваня медленно поднял крутые плечи. Но, видя, что он чувствует себя почему-то весьма неловко, поэтому обдумывает ответ, Ковалевский прикрикнул:

- Говорите же, когда вас спрашивают!

- Баснин запрашивал по телефону, кто взял высоту, вы или Дудников.

- Такая именно постановка вопроса была? Вы не сочиняете?

- Буквально такая. Он говорил: "Я отчетливо вижу наших солдат на высоте, но не знаю, какой именно полк взял высоту".

- Сошел с ума! Откуда он за четыре версты мог это видеть? Сошел с ума! А вы? Что вы ответить могли на такой вопрос?

- Я?.. Я сказал, конечно, что если высота взята, то... взял ее, разумеется... наш полк! - насилу договорил Ваня и опустил глаза.

- Ну-у, знаете ли, вы... черт знает что такое! Младенец вы, что ли, говорить такие вещи? Ка-кой патриот своего полка! Да вы знаете, что вы наделали таким ответом этому идиоту?

- Я ведь сказал только: "Если взята", - пробовал хотя бы несколько оправдаться Ваня, чувствуя, что вина его действительно велика.

- "Если"?.. Нет, вас надо отчислить в строй, чтобы вы знали, как берут высоты! И я вас отчислю! А Хрящеву... Хрящеву объявить строгий выговор в приказе, чтобы он не лез со своими донесениями в штаб полка в то время, когда командир полка на месте боя сам.

Ваня поглядел на него несколько непонимающе!

- Прапорщик Хрящев недавно доставлен сюда, господин полковник.

- Что это значит: доставлен? Почему доставлен?

- Ранен двумя шрапнельными пулями. Жена его, говорят, убита за пулеметом.

- Хрящев... тоже ранен? Жена его убита?.. Что вы говорите! Когда же это случилось?

Ковалевский был поражен чрезвычайно. Он несколько секунд стоял совершенно остолбенело, потом кивнул на дверь:

- Здесь Хрящев?

- Так точно, - оштрафованно, разжалованно-глухо ответил Ваня, не чувствуя уже себя не только адъютантом, но даже и прапорщиком.

Ковалевский вошел в бывшую канцелярию и остановился у порога.

Десять раненых прапорщиков, лежащих и сидящих прямо на полу, на неопрятно разбросанной и затоптанной уже соломе, около большого синего чайника и нескольких эмалированных чашек, - десять прапорщиков, очень слабо освещенных единственной и до половины сгоревшей уже стеариновой свечкой, стоявшей в спичечной коробке вместо подсвечника на подоконнике, - десять прапорщиков, уже забинтованных и потому мало похожих на тех, кого привык видеть в строю Ковалевский, составляли почти четверть офицерского состава его полка. С убитыми сегодня и с убитыми и раненными в первый день наступления вышло, что он потерял уже половину своих офицеров, что должно было вызвать сугубый выговор у генерала Щербачева.

Подсчет потерь в нижних чинах полка Ковалевский сделал уже раньше, когда говорил с Ваней: приблизительно и неполно треть полка! Он знал, что за эти огромные потери выговора от командующего армией он не получит ("нижних чинов пришлют еще сколько угодно!"), но весь полк был ведь он сам Ковалевский Константин Петрович, полковник генерального штаба, - и теперь, именно в эту минуту, когда вошел он к раненым прапорщикам, он самому себе показался на целую голову ниже и телом гораздо легче и суше, точно шестнадцатилетний кадет.