Алексей Фомич прочитал в телеграмме:
"Его Величеству Государю Императору благоугодно было послать Императору Австрийскому Францу-Иосифу телеграмму с выражением соболезнования по поводу кончины Эрцгерцога Франца-Фердинанда Австрийского и его супруги герцогини Софии Гогенберг".
Так как Марья Гавриловна дожидалась, что он скажет, то он и сказал ей:
- Всякий, Марья Гавриловна, помирает сам. А насчет того, чтобы убили, тут как раз ничего и не сказано.
VII
Бывает иногда, что человек ощущает себя как-то вдруг расплескавшимся во все стороны, теряет представление о своем теле, о том, что оно имеет вполне определенный объем и вес и занимает столько-то места в ряду других подобных. Иногда даже уличная толпа или зрительный зал театра и прочие заведомо тесные места не способны заставить человека уложиться в привычные рамки.
Так было с Надей, когда она вышла от Сыромолотова и, не замечая ничего около себя и по сторонам, стремилась домой. Она не бежала, конечно, вприпрыжку, - ей было девятнадцать лет, - однако ей самой казалось, что она и не шла: это слово не подходило; она именно стремилась, как ручей с горы, хотя улица была ровная.
Когда близок уже был невредимовский дом, она вспомнила, что не только не посмотрела, есть ли подпись Сыромолотова под этюдом, не видала даже и этого этюда: художник не показал ей его, а просто сунул ей в руки в свернутом уже виде. Очень много несла она в себе, чтобы вспомнить о том, что несла в руках. Такою перенасыщенной новым и значительным она и ворвалась в комнаты дома, где встретила ее Нюра словами:
- Телеграмму читала?
Нюра держала розовый листок как будто затем, чтобы об него, как о стену, разбился какой-то сказочный тонкий хрустальный замок, выросший в Наде и в ней звучащий. Однако Надя, догадавшись уже, что это за телеграмма, пренебрежительно махнула рукой и ответила:
- Знаю... Пустяки!
Именно так, пустяками, не стоящими внимания, показались ей сообщения об убийстве австрийского эрцгерцога, которые только и могли быть напечатаны на этом глянцевитом розовом клочке.
- Принесла этюд? - спросила Нюра и взялась было за трубочку в газетной бумаге, но Надя резким движением спрятала этюд за спину, сказав недовольно:
- Подожди! Я еще и сама его не видела, а ты...
Ей показалось действительно чуть ли не святотатством, что Нюра увидит этюд раньше ее, которой он дан... дан вместе со всем другим, чрезвычайно большим и ценным.
- Какую картину я видела у него, Нюра, - вот это кар-ти-на! - протянула она, остановясь среди комнаты и глядя на пустую белую стену, точно перенося сюда мысленно все краски "Майского утра" одну за другой.
- Ну? - нетерпеливо спросила Нюра, так как долго после этого сестра стояла, переживая, но не говоря.
- Что "ну"? Я разве в состоянии передать, что там? - даже удивилась легкомысленному понуканию Надя. - Я могу тебе сказать: девочка стоит, в окно смотрит, перед ней сад, - и все... Разве ты представишь, как у него на картине это вышло? И потом... он, может быть, с меня начнет писать новую картину какую-то... Я на ней буду идти с красным флагом...
Сказав это, Надя вдруг сама испугалась, как это у нее выскочило вдруг: за минуту перед тем она никому не хотела говорить об этом. Испугавшись, она прижала к себе сестру и зашептала:
- Только, пожалуйста, Нюра, никому-никому не говори об этом! Это он скорее всего пошутил только... Никакой такой картины он не будет писать, конечно, - зачем ему? Просто так сказал, для приличия. А вот та картина, сад за окном и девочка смотрит, - вот это да-а! До чего замечательно, - это надо видеть, а так ничего нельзя тебе сказать!
Только несколько успокоившись, она взглянула на телеграмму, которую Нюра все еще держала в руке, и сказала небрежно:
- Только и всего? А я от Сыромолотова слышала, что их обоих, мужа и жену, убили революционеры сербы, а тут ничего этого нет.
- Так тебе все чтобы сразу! - заметила Нюра. - Хорошенького понемножку. Завтра в газете будет, если действительно их убили.
Надя увидела, что на Нюру это не подействовало так, как она ожидала: революционеры так революционеры, убили так убили, эрцгерцога австрийского так эрцгерцога - что же тут такого особенного?
Спокойствие Нюры передалось и Наде, так же как и нетерпение скорее посмотреть этюд, и вот Надя осторожно развязала бечевку, еще осторожнее развернула газету и не бросила ее на пол, а положила бережно на кресло, но только что хотела развернуть этюд, как вошли с улицы в дом оба ее брата, и тоже зарозовела в руке у одного из них, у Гени, телеграмма.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу