Только что он показался около ребят, все старшие так и прыснули от него в стороны, как стрелы, остались только двое младших - девочка и мальчик. Они заплакали от страха перед ним, он же думал, что они ушиблены камнями, сделавшись жертвой слепого азарта старших.
Он поднял на руки сначала девочку, чтобы внимательно рассмотреть, целы ли у нее глаза, не набиты ли шишки на лбу, потом мальчика; шишек не было, и глаза были целы, и он забормотал обрадованно:
- Счастливо отделались! Чудесный случай! Могли бы стать калеками на всю жизнь...
Потом в сарае достал он длинный шест - чатало для подпорки яблонь и этим шестом не без труда снял застрявшие в тополе фуражки и отнес их к себе в кабинет.
А часом позже, когда вернулась Дарья Семеновна, он завел с нею разговор о той забаве, какую придумали ее дети.
- Батюшки мои! Могли ведь и стекло в окне выбить! - ужаснулась она. Кроме того, что фуражки порвали...
- Стекло - это поправимо, - возразил он, - стекло можно вставить, а вот если бы глаз один другому выбил, тогда как?
- Избави господи! Куда же без глаза?
- То-то и дело... Над этим и надо нам с вами подумать...
Это был первый после многих других вечер, в который он старательно задумался над судьбами своих племянников и племянниц и забыл о том, что в наступающую ночь его, быть может, ожидает смерть.
А на другой день он лично позаботился, чтобы к детям Дарьи Семеновны была нанята надежная нянька.
II
Петр Афанасьевич не питал особенно теплых чувств к своему брату, считая его неудачником в жизни по его же собственной вине.
Гимназии он не окончил; служил он не на казенной службе, а на частной; наплодил кучу ребят, но остался все-таки легкомысленным: перегрузился на чьих-то именинах зимою, а потом до дому не дошел, заснул на холодной земле, простудился и умер от воспаления легких.
Когда получил Петр Афанасьевич письмо от Дарьи Семеновны о его смерти, то сказал, покивав головою:
- Ну вот... Вот и все... Глупо жил и глупо умер... Вот тебе и брат Василий!
Со стороны могло бы показаться, что известие о смерти брата принял он равнодушно, однако страх смерти, которым он заболел, усилился именно с того времени. И сам он вполне сознавал это и, будучи не в силах с ним бороться, пригласил к себе в дом Дарью Семеновну с детьми, потому что вспомнил пословицу: "Чем убился, тем и лечись".
Лекарство, какое он себе придумал, долго все-таки боролось с его болезнью, но оказалось довольно сильным средством.
Что ребятишки брата были единственными наследниками и дома его, и сада, и денег, которые лежали в банке, это разумелось само собой, но они могли бы и в своем отдалении от него дожидаться этого наследства, а теперь вышло так, что покойный брат от щедрот своих наградил наследством его, Петра Афанасьевича, совсем неприспособленного к тому, чтобы подобным наследством владеть, а главное, уже отчалившего в мыслях от жизни - от дома, от сада, от денег в банке.
И вот они закружились около него, целых восьмеро, как будто и схожие между собою внешне, но чрезвычайно разнообразные, если к ним приглядеться попристальней. И с того вечера, когда у него защемило сердце, что они в своей свирепой забаве выбьют друг другу камнями глаза, он и начал приглядываться к каждому из ребят.
Старшему мальчику было одиннадцать, младшей девочке два года.
У Петра Афанасьевича в молодости было двое детей, но еще крошками во время холерной эпидемии они умерли, и он сказал себе: "Лучше совсем не иметь ребят, чем так их терять", и этого правила потом строго держался.
Детская хрупкость, квелость - вот что осталось у него в памяти с того времени, и он вполне искренне изумлялся той бьющей ключом детской энергии, которая его теперь окружала. Это был очень дружный отряд: что бы ни начинали делать старшие, делали и младшие, точно по команде. Девочки ни в чем не желали отставать от мальчиков; даже самая маленькая, Нюра, и та пыталась швырять вместе со всеми камешки и, если остальные лазили на деревья, заливалась плачем, чтобы ее тоже посадили на сучок.
Из деревянных обручей рассохшегося бочонка они делали луки, из щепок стрелы, старательно вырезывая наконечники их, чтобы они были острее, и, самозабвенно подкрадываясь, стреляли в воробьев на деревьях, а иногда в пылу азарта и в кур, конавшихся в саду, отыскивая долгоносиков. Во время дождя все как один бродили по лужам, немилосердно грязня свои штанишки и платья, чем приводили в отчаянье мать.
А Петр Афанасьевич говорил ей в подобных случаях:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу