Сергей Сергеев-Ценский - Пушки выдвигают (Преображение России - 5)

- Да ведь кому же хочется верить? И я не верю, упираюсь, конечно, изо всех сил, а как ежели по затылку стукнет, тут уж не в вере будет значение, а в силе, - проговорил Макухин, все-таки несколько ободренный беспорядочными словами бывшего архитектора.

- В мире чего больше, скажи: ума или глупости? - схватив его за плечи, спросил горячо Дивеев.

- Да ведь глупости, конечно, тоже хватит, - понимая, к чему этот вопрос, уклончиво ответил Макухин.

- Нет-с, ума! Все-таки ума, иначе не было бы совсем жизни! - выкрикнул Дивеев. - В двести раз больше ума, чем глупости, откуда же, скажи, может взяться война?

- Смотря что перетянет, - хотел сдаться, но намеренно тормозил себя Макухин. - Пудовая гиря, она ведь невидная, или камень-дикарь возьми, а половы, скажем, овсяной, ее на пуд сколько пойдет? Мешок половы на спину вскинь, - тебя за этим мешком и видно не будет... Знаешь, как Адам в раю волов своих обманул, на которых там землю пахал?

- Нет, не знаю, - опешил несколько Дивеев.

- Это мне татарин один рассказывал... Волы, конечно, трудились, пришел им черед хлеб молотить своими ногами, - обмолотили... Вот какая кучка того хлеба лежит, вон какой омет соломы наворочен. Ну, Адам, конечно, их спрашивает: "Чем хотите кормиться, выбирайте... Что себе выберете, то и будете от меня получать каждый день". Волы смотрят на хлеб, - так себе кучечка незавидная; смотрят на солому, - прямо целый дом стоит, и запах от этой соломы вкусный. Пошли мычать вперебой: "Вот это нам давай!" - и рогами в солому уперлись. Адам, конечно, тому и рад: "Это и будете от меня получать, - я свому слову верный..." Кинулись волы к той соломе - вот хрумчат и вполне довольны, Адам же тот хлеб свой поскорее с ихних глаз долой, натолок зерна в ступе да лавашу себе напек... Так точно и это, что ты говоришь.

- Что же тут такого "так точно"? Я тебе об уме и о глупости, а ты мне какую-то сказку про белых бычков! - почти рассердился Алексей Иваныч.

- Не знаю уж, белые они были или же серые, а только ежели счесть Адама за умного, а волов его, конечно, за дураков, то посчитай, сколько в Адаме весу да сколько в паре тех волов, хотя бы и райских.

- К чему же ты клонишь, не понимаю? - недовольно спросил Дивеев.

- Да к чему же мне больше клонить, как не к уму да глупости? Ведь я твои же слова повторяю, - отозвался Макухин.

- Хорошо "повторяю"! Разве так повторяют? - вмешалась Наталья Львовна.

- Я ведь неученый, что же с меня взять, - угрюмо улыбнулся Макухин. Как умею, так и повторяю... А как если ополченцев брать будут, значит, придется тогда идти.

- Как это так "придется идти"? Ты что это глупости говоришь? возмутилась Наталья Львовна, докурившая к тому времени папиросу и бросившая в угол окурок.

- От нескольких человек слышал.

- От таких, каким нужна война? - резко спросила Наталья Львовна.

- Кому же она тут нужна?

- Ну да, конечно, кому же она тут нужна? - поддержал Макухина Алексей Иваныч. - Тут пушечных королей нет.

- Илье Лепетову нужна, - вот кому! У него, как известно, большие планы, - сказала Наталья Львовна.

- Кроме того... кроме Ильи... тут еще кое-какие заводишки есть, пробормотал Дивеев не совсем внятно.

- Вот видишь, заводишки, - подхватил, обращаясь к нему, Макухин. - А они что же, как по-твоему, - ум или глупость?

Однако старая рана в сердце Алексея Иваныча была уже вновь разбережена выкриком Натальи Львовны, и он ответил не на вопрос Макухина, а на свой:

- Илье, конечно, бесспорно, ему война, да, ему... Он в ней разберется, как в собственном доме... Она - для него... Для таких, как он, я хочу сказать... Однако разве Илья Лепетов - это ум? Это только подлость с открытой харей, а совсем не ум!.. Он подойдет, да, он вывернется из любых тисков, и он достигнет... Несмотря ни на что, или... или благодаря всему... Даже и войне тоже... Он приспособит к себе войну - вот в чем его ум: в том, чтобы приспособить мерзость, тюрьму, сумасшедший дом!..

Это был вечерний уже час, когда слепая спала после обеда, а полковник Добычин выходил на прогулку. Если не с кем было гулять, он уходил один, и вот теперь в прихожей раздалось шлепанье туфель спешившей на его звонок прислуги, потом стало слышно, как он преувеличенно бодро почему-то крякал... Таким бодрым и крякающим он и вошел в комнату, где говорили трое волнуясь.

- Вот какую новость подхватил я прямо, можно сказать, на улице! - начал он сразу, как только вошел. - Австрия-то какова? Объявила уж, говорят, войну Сербии!

- Как так объявила? - почти шепотом прошелестела Наталья Львовна.

- Очень просто: взяла и объявила! Ведь срок ультиматума прошел, а как же! Значит, Сербия чем-то не угодила - вот и начали.