Колтовской, приметив, из какой бутылки доливали стакан с водой, наблюдал с улыбкой, как отнесется его адмирал к подделке, но Нахимов сделал вид, что напиток получился как раз по его вкусу и желанию.
Он сидел за столом в этой очень тесной, насквозь пропахнувшей зеленым луком и другими густыми и стойкими запахами хатенке, благодушно веселый. Участливо вглядываясь в голубые глаза Даши своими, тоже голубыми, слегка прищуренными глазами, внимательно выслушал ее рассказ, как послушно вел себя ее жених на первом перевязочном пункте, когда попал туда, раненный пулей в мягкую часть левой руки около плеча, и какая здоровая оказалась у него кровь: у очень многих раненых, даже если и совсем царапина, а не рана, даже если просто пиявку приставили к сильному ушибу, то и в укушенном пиявкой месте начинается почему-то рожа, - а это очень скверная штука! - у него же и следа не было рожи, - вот какая кровь!
Матрос Лукьян Подгрушный, с мягкими еще, но густыми темными усами, кареглазый, плечистый, дюжий детина, глядел и на свою невесту и на адмирала с большим белым крестом на шее одинаково озабоченно: видно было, что он все-таки ждет с некоторым страхом, что вот-вот его бойкая Даша скажет что-нибудь не то и не так и раздосадует командира порта.
Однако Нахимов остался неизменно благодушен до конца, когда уже начало заметно смеркаться. Он даже поковырял вилкой в икре особенно большого бычка, когда начали усиленно упрашивать его что-нибудь откушать, хотя и говорил он направо и налево, что он только недавно обедал.
О том, что раненые после ампутации плохо выздоравливают, а многие из них погибают вследствие рожи, он знал, конечно, так как часто бывал и на перевязочных пунктах и в госпитале на Северной. Совсем недавно, например, умер от такой же точно раны в руку, какая была у жениха Даши, полковник Лушков, только что назначенный, всего, может быть, за неделю перед ранением, командиром Волынского полка на место генерал-майора Хрущова. Знал он и то, что под влиянием большого числа неудачных исходов своих операций академик Пирогов становился все мрачнее и мрачнее, наконец заболел сам и слег и лечит себя черникой.
Поэтому выбор Даши он, заматерелый холостяк и даже, по мнению флотских дам, яростный противник брака, одобрял про себя и вслух, говоря ей:
- Жених хорош!.. Жених по невесте, вполне-с!.. Вот отстоим Севастополь, сыграем тогда свадьбу-с... Приглашай тогда и меня... В шафера, правда, я уж не гожусь, - устарел, в посаженые отцы не вышел, надо женатого, а вот свадебным генералом я быть могу-с!.. Могу ведь, а? обратился он через стол к Кошке, который сидел против него и не сводил с него восторженных хмельных глаз.
Когда кивнул ему Нахимов, он тут же вскочил, руки прижал ко швам и выкрикнул с чувством:
- Ваше превосходительство!
Вспомнил приказ о производстве в адмиралы и смешался:
- Виноват! Ваше высокопревосходительство! - но тут же оправился, увидев улыбку Нахимова: - Павел Степаныч!.. Я еще в надежде даже, что, как если разрешите, и на вашей свадьбе казачка спляшу в лучшем виде!.. Поразогнала, конечно, бандировка всех невестов, ну, да Севастополь отстоим - они вернутся, а уже лучше вас жениха им не найтить в жизнь!
- Ка-кой комплиментщик! - сложив руки, засмеялся Нахимов. - Это уж называется: благодарю-с, не ожидал-с!
Беловолосая девочка лет четырех, которую мать-матроска держала на руках, а потом опустила на пол, сказав устало: "Ну тебя совсем, какая тяжеленная телушка!" - проворно протиснулась между ног толпы прямо к этому важному генералу в золотых эполетах и ушла в него глазами, задрав головенку и открыв рот.
- Ишь ты ведь, какая любопытная! - заметил ее Нахимов, поднял и посадил к себе на колени.
- Как тебя зовут? - вздумал спросить девочку Колтовской, но она только чуть покосилась на него, а ответила этому старику в красивых эполетах и с белым крестом на шее:
- Катька!
Голос у нее оказался басовитый.
- Сиротка, - сказала о ней Даша, - отца еще в январе убили.
- А кто отец был? - спросил Нахимов.
- Селиванкин фамилия... На втором бастионе смерть получил...
- Селиванкин?.. Помню Селиванкина.
Нахимов старательно пригладил белые Катькины вихры и сказал ей вдруг притворно строго:
- Уезжать отсюда надо-с! Где мать, покажи-ка!
Девочка пошарила по толпе глазами и протянула пальчик:
- Во-он мамка!
Женщина в белесом платочке, с худым, скуластым, успевшим уже загореть, не то обветриться лицом, выступила вперед из толпы.
- Уезжать надо с Катькой, а то, ну-ка, не убережешь ее тут, обратился к ней Нахимов.
Читать дальше