Сергей Сергеев-Ценский - Утренний взрыв (Преображение России - 7)

- Замру, как соляной столб! - отозвался на это он по-деловому. И действительно замер, наблюдая все ее движения, как могут наблюдать только художники.

Она же прищуривалась, "заостряя" глаза, когда на него взглядывала, и плотно сжимала губы, когда действовала карандашом, из чего он вывел тогда, что именно так, а не как-нибудь иначе, рисовал с натуры ее учитель рисования. Поэтому он и спросил тогда:

- Старичок он у вас, должно быть?

- Кто это "он"? - не поняла она.

- Да этот самый, - ваш учитель.

- А вы почем знаете?

- По вашим приемам.

- Угу... Конечно, постарше вас.

- Никаких картин не писал, разумеется?

- Не знаю.

- А как ваше отчество?

- Ого, опять отчество? Я вам сказала, что я просто Варя.

- Варя так Варя... Мне же легче вас звать.

- Только не разговаривайте!

- Молчу, как пенек.

Впрочем, не прошло и минуты, как она разрешила ему говорить, спросила:

- А ваше как имя-отчество?

Он сказал и добавил:

- Так меня и зовите - Алексей Фомич: я привык, чтобы меня так звали, полностью.

- Вы еще, пожалуй, скажете, что вы известный?

- Да, вот именно, - известный, - подтвердил он.

- Это другое дело.

Она поглядела пристально на него, потом на свой рисунок, пожала плечами, несколько выпятив при этом губы, и, подавая ему альбомчик, сказала даже как бы виноватым тоном:

- Это все, на что я способна, Алексей Фомич!

Он только скользнул глазами по ее рисунку и тоже пожал плечами.

- Пять по рисованию вам ставили? Не верю, простите! Покажите-ка мне ваш дневник!

- Что? Очень плохо? - забеспокоилась она. - А вы бы сколько поставили?

- Двойку.

- Разумеется, если вы известный художник...

- Вот тебе на! "Если вы известный художник"! - передразнил ее он.

Но тут же, чтобы загладить это, вырвавшееся невольно, добавил:

- Я картины пишу, выставляю, их покупают для картинных галерей, а вы... За кого же вы меня приняли? За любителя сих упражнений?

И так как в это время поезд остановился на небольшой станции, по которой быстро ходили девочки с жареными поросятами на широких деревянных мисах, он закончил как-то совсем неожиданно для себя:

- А может быть, нам с вами, Варя, поросенка купить, а? Сейчас-то голод нас не мучит, но имея в виду будущее...

- А в будущем там этих самых жареных поросят на всех станциях для всех пассажиров хватит! - с презрением ко всяким поросятам, и жареным и даже живым, махнула рукой Варя и даже от окна отвернулась.

Но тут очень громкий, хотя и старый голос пропел за открытым окном:

- Вот вороний яйцы, воро-онии яй-цы-ы!

- Эге! Вы слышите, Варя! Вороньи яйца тут продают! Этим-то вы уж соблазнитесь, конечно, - живо обратился он к ней, сам удивленный.

Но она отозвалась, не улыбнувшись:

- Это татарин-старик! И вовсе не вороньи яйца, а куриные, только вареные!

Места, по которым пришлось тогда ехать ему, действительно оказались очень сытные, а Варя скоро забыла свою неудачу; сказала только: "Ну, раз вы настоящий художник, то куда же мне с вами тягаться!" - и больше уж не прикасалась к его альбомчику.

Ему же, чем дальше он ехал с нею, все больше и больше нравилось быть вот так вместе, рядом и ехать куда-то и говорить о чем-то, что касалось только ее.

Сам не понимая, почему, очень близко к сердцу принимал он все ее интересы.

Он узнал от нее, что мать ее умерла года два назад, заразившись дифтеритом от соседского мальчика, которого ей хотелось спасти, и что с мачехой, так как отец женился не так давно, она, Варя, как ни старается, никак поладить не может, почему и едет теперь к тетке, вдове, еле сводящей концы с концами, так что она, конечно, будет ей только в тягость. Тетка эта служила кассиршей в магазине и была занята целыми днями.

Вспоминая это в своем саду, Алексей Фомич отчетливо припомнил, как сказал он ей тогда, в вагоне:

- Выходит, Варя, что у вас ничего за душой: нет матери, нет и отца, потому что ему уж теперь не до вас: новая жена, - значит, новая семья... Да можно считать, что нет и тетки, раз она всего только кассирша в магазине и получает за это, конечно, гроши... Если бы вы вдруг оказались в большой беде, чем бы могла она вам помочь? И не на кого вам, значит, опереться, если бы вы вздумали после гимназии поступить, например, на курсы... А между тем вы жизнерадостны. Что значит молодость!

И теперь неотступно ярко припомнилось ему, что он увидел после этих своих слов слезы в ее глазах. Варя смотрела тогда в окно, пряча от него глаза, но слез спрятать она не могла, так как за первыми следом появились вторые, третьи, и она хмурила брови, недовольная этой своей слабостью, а слезы неудержимо катились по ее щекам.