Сергей Сергеев-Ценский - Утренний взрыв (Преображение России - 7)

По всему складу его угадывал в нем Алексей Фомич густой бас, между тем в церкви и вот теперь на похоронах петь о.Семен должен был, как священник, тенором, а басом - дьякон, о.Митрофан, между тем как внешность его была явно теноровая: он был щупловат, хотя уж тоже пожилой, имел чуткие к звукам, очень легко вспархивающие брови и жидкую чалую бородку, которую часто гладил, захватывая ее всю сразу костистой белой рукой.

Вместе с духовенством в комнате, смежной с тою, в которой стоял гроб, был и регент Крайнюков, показавшийся Сыромолотову несколько похожим на автопортрет художника Федотова: такой же облысевший лоб, такое же бледное нездоровое лицо, такие же унылого вида усы подковкой.

О.Семен, как бы повинуясь внушению свыше, сказал Алексею Фомичу:

- Вот теперь, по кончине Петра Афанасьевича, вам подобает быть главою дома, потому как Дарье Семеновне стало уж теперь тяжело, бедной...

- Да еще и одного из сыновей потеряла, - ведь это что значит для матери сына потерять! - добавил о.Митрофан, и брови его взлетели изумленно при таком напряжении мысли.

А регент Крайнюков, улучив удобную минуту, спросил Сыромолотова вполголоса:

- Не довелось ли вам слышать, что я написал музыку к "Буря мглою небо кроет"?

- Нет, простите, не приходилось слышать, - ответил Алексей Фомич.

- Как же так? В одном городе живем... и оба мы с вами люди искусства... - забормотал явно обиженный Крайнюков, и, испугавшись, как бы вот именно теперь на него не нашло, Сыромолотов поспешил убедить его, что в самое ближайшее время он непременно явится послушать исполнение "Бури" под его дирижерством.

В гробу, стараниями Егория обитом белым глазетом, лежал Петр Афанасьевич в строгом черном сюртуке с двумя орденами, с желтой восковой свечкой в руках над золотопечатной бумажкой, называемой, как знал это Алексей Фомич, "молитвой".

А Надя изумила его тем, что, одетая теперь в черное траурное платье, быть может взятое у матери, она, почти не отходя от гроба, все смотрела в лицо дедушки и даже поправляла зачем-то свечку над "молитвой", складки его сюртука. И глаза у нее так же опухли уже от слез, как и у Дарьи Семеновны.

Так как ни Аннушки, ни Фени, ушедшей сюда вместе с Надей рано утром, не видел в комнатах Алексей Фомич, он понял, что обе они на кухне и священнодействуют там, готовя все-таки поминальный обед.

Венок, за которым ездила Надя накануне, стоял теперь, прислоненный к спинкам двух стульев, в головах гроба.

Но вот в открытой из прихожей двери появился еще венок. В нем были те же осенние цветы: розовые астры, белые, желтые, розовые хризантемы, сине-лиловая лобелия и розаны разных оттенков. А вслед за венком вошли в комнату двое низеньких старичков, одинаково одетых и лицами очень похожих друг на друга: оба лобастенькие, с равно подстриженными седыми усиками и седыми ежиками на головах. Сыромолотов вспомнил, что слышал о них: братья, и даже близнецы, бывшие сослуживцы Петра Афанасьевича по губернской архивной комиссии.

Когда венок их был установлен на двух венских стульях рядом с венком Нади, они, одинаково пристукивая каблуками, подходили с одинаковым сочувствием семейному горю и к Дарье Семеновне, и к Наде. Наконец, подошли и к Сыромолотову.

- Разрешите познакомиться: Козодаевы! - сказал один из них, почтительно улыбнувшись одними только белесыми глазами.

- Какое несчастье постигло вас! - сказал тут же другой, сочувственно покачав головой.

Не придумав, что им ответить, Алексей Фомич только пожимал их руки и склонял несколько голову то в сторону одного, то другого.

- Мы слыхали, что и вас лично постигло горе! - выразительно проговорил первый Козодаев.

- Это мы имеем в виду ранение вашего сына, - пояснил другой Козодаев.

- Откуда же вам это известно? - удивился Алексей Фомич, но тут же поправился: - Да... благодарю вас... да! Сын мой, художник, - он стал теперь калека, инвалид, да!.. А брат моей жены, тоже прапорщик, убит на Юго-западном фронте.

И по тому, как согласно закивали головами братья, увидел, что это они тоже знают.

- А есть ли линейка, чтобы гроб установить? - спросил тут о.Семен Сыромолотова, который этого не знал. Но его выручил один из Козодаевых, очень живо ответивший:

- А вот же мы как раз на линейке нарочно и приехали!

Другой же добавил:

- И приказали извозчику, чтобы стоял и ждал.

- Тогда что же, - тогда начнемте вынос тела усопшего!

И все пришли в движение от этих как бы командных слов о.Семена, и тут Алексей Фомич увидел откуда-то взявшегося Егория Сурепьева, который первым подошел к гробу, растопырив руки так, точно хотел охватить гроб в середине и вынести его один.