Сергей Сергеев-Ценский - Утренний взрыв (Преображение России - 7)

- Спрятал концы в воду? - попытался догадаться Алексей Фомич, но тут же ответил себе сам: - Однако же не все концы спрятал: четыреста с чем-то человек осталось все-таки в живых на суше.

- Вот в том-то и дело, что остались в живых! - подхватила Надя. - И вся задача в первом взрыве, а не в последнем. Фок или другой кто был виновник последнего, он только приказ самого Колчака исполнял. А Колчак притянул себе на помощь детонацию!

- Может, только за волосы притянул, а когда знатоки дела в этом разберутся, окажется, что повод к затоплению был другой, - несколько пошире и поглубже... Вот что значит та картина, какую мы с тобой видели!

- Кстати, детали для картины, как ты просил, откуда же я могла бы получить, если Мишу арестовали? - вспомнила Надя. - Я, конечно, отлично понимала, как они для тебя важны, но...

- Но обстоятельства оказались гораздо важнее всех и всяких деталей, договорил за нее художник. - Обстоятельства страшные, да, - сложные и страшные! И куда они нас приведут, - это мы, может быть, скорее узнаем, чем думали раньше.

- Что касается ближайшего, то, я полагаю, ты не откажешься завтра же вместе со мною поехать опять в Севастополь, а, Алексей Фомич? - тоном просительным, но в то же время и не предполагающим никаких отговорок с его стороны сказала Надя.

Он посмотрел на нее удивленно:

- Мне?.. Ехать с тобою завтра же в Севастополь?.. Гм... Едва ли, да, едва ли удастся нам это сделать.

Алексей Фомич понимал, конечно, что этот его ответ возмутит Надю, но он помнил то, чего еще не знала она, и не навернулось ему никаких других слов, кроме этих.

- Почему? - вскрикнула Надя. - Почему ты не хочешь поехать завтра к Нюре?

Он видел, что после этого выкрика губы ее не только дрожали, а даже дергались, как будто она про себя кричит ему что-то еще.

- Да видишь ли, почему, - медленно, потому что обдумывал каждое слово, начал объяснять Алексей Фомич: - Во-первых, это может быть даже очень рано, да, вот именно, рано, так как следствие только еще началось, а невиновность Миши выяснится через неделю-другую сама собой...

- Так ты, значит, хочешь, чтобы он полмесяца обожженный, в перевязке, сидел под арестом? - еще резче крикнула Надя.

- Успокойся, я ничего этого не хочу, конечно, я только рассуждаю вполне объективно. Ведь следователь должен опросить многих людей, чтобы невиновность одного, - Миши, - для него самого стала ясна. Арест Миши называется, если не ошибаюсь, только предварительным, и ведь он же - офицер флота, а не какое-нибудь частное лицо, каким являюсь, например, я... И вот, ты представь, представь себе эту картину: в военное ведомство, где свои ведь законы, своя дисциплина, врываюсь я, - совершенно частное лицо, ни к чему военному никогда никакого отношения не имевшее, и начинаю говорить, что прапорщик флота такой-то, имярек, ни в чем не виновен, что его арестовали напрасно и так далее в том же духе. Тогда меня, вполне естественно, должны спросить: кто я такой, и почему я знаю, виновен или не виновен прапорщик флота Калугин?

- Так ты, значит, не хочешь ехать?

- Считаю, что это пока... пока, - понимаешь? - совершенно лишнее, ответил как мог спокойнее Алексей Фомич.

- Нет! Как ты хочешь, но ты - эгоист! - крикнула Надя, вскочив со стула.

- Я?.. Эгоист? - очень изумился ее виду Сыромолотов.

- Да! Эгоист! Да!.. Ты - талантливый художник, ты - знаменитый художник, но ты - эгоист!.. Эгоист! Эгоист! Эгоист!

Надя прокричала это слово четыре раза подряд, но, может быть, повторила бы его еще несколько раз, если бы не вошла вдруг в комнату Феня.

Так ей в диковинку было видеть Надю в таком возбужденном состоянии, что она остановилась, войдя, и глядела оторопев.

- Ну что, Феня? - спросил ее Алексей Фомич.

- Да что же, - обмыли, - сказала, взглядывая то на него, то на Надю, Феня. - Обмыли, сертук на него надели мы с Аннушкой, а Дарья Семеновна ордена на сертук нацепила... А тот плотник, какой вчера у нас крыльцо починял, он в гробу доски переменяет: нашел так, что они будто две или три погнили...

- Что такое? В каком гробу? - побледнев, повернулась не к Фене, а к мужу Надя.

- Ты только не волнуйся, Надюша, - взял ее голову в свои руки Алексей Фомич. - Умер твой дедушка.

- Умер?.. Дедушка?.. Когда?

- Да утром нынче, - ответила за Сыромолотова Феня. - Как только телеграмма получилась, что Петичку на войне убили, так и...

Алексей Фомич поглядел было грозно на Феню, но Надя упала ему на грудь без слов, без слез, без чувств.

Он поднял ее и понес в ее комнату, и Феня, сокрушенно качая головой, пошла следом за ним.