Сергей Сергеев-Ценский - Утренний взрыв (Преображение России - 7)

Сыромолотов ничего не сказал плотнику, когда он кончил рассказ о цыганах, но про себя не мог не отметить, что вот пристав Дерябин, который занял уже свое место на его огромной картине, оставил, значит, по себе память здесь, а теперь не иначе как обуреваем задачей оставить еще большую память и там, в столице.

Обедал Алексей Фомич ежедневно в два часа и, простояв перед картиной, чтобы вглядеться в несколько нового теперь уж и для него самого пристава Дерябина, минут десять и увидев потом, что стрелка стенных часов подходит к двум, он снова вышел на крыльцо, чтобы спросить у плотника:

- Что, много ли осталось? Последнюю ступеньку прибить?

- Да вот уж прибиваю последнюю, - ответил Егорий, не поднимая на него глаз.

- Кончай, кончай и перестань уж стучать, - мне надоело, - тяжело выдавил из себя Сыромолотов.

Только после этих слов чуть как будто даже усмехнувшийся плотник тяжело посмотрел на художника и отозвался тягуче:

- Ба-аре-ен! Вам стуканье мое за какие-сь пять али шесть часов надоело, а как же нам за всю жизнь нашу? Каждный день с утра до ночи мы один только стуковень свой слушаем, тем и живем на свете!

- Ну, это уж дело не мое, мне в это вникать и незачем да и некогда, неприязненно сузив глаза, бросил Сыромолотов.

- То-то оно и дело, что и незачем вам да и некогда, - повторил явно сердито Егорий. - Таким же самым манером и всякий другой из вас может сказать.

Сыромолотов дождался, когда он забил последний гвоздь в последнюю ступеньку, и сказал:

- Ну вот, - теперь собирай свои инструменты и с богом!

- А трояк за работу, вы считаете, что уж мне самому уплатили, когда вы его Дуньке дали? - с большой ненавистью в голосе спросил плотник, складывая в плетенку рубанок, молоток, топор, который оказался ему здесь не нужен, но на который пристально смотрел теперь художник.

- А ты откуда же взял, что я дал трояк твоей Дуньке? - спросил Алексей Фомич, увидя, что топор лежит уже в плетенке.

Егорий коротко, теперь уже заметнее, усмехнулся снова, кашлянул в свой каменный кулак и ответил тоном как будто сразу повеселевшим:

- Как езли не дали, так чего же лучше! Тогда значит, я как у вас тут работал, то я же и за работу получить должон, а ничуть не Дунька, какую я все одно, домой приду, изуродую, как бог черепаху!

- Теперь и я вижу, что ты не матрос и никогда им не был! - выкрикнул Сыромолотов, протягивая заранее приготовленную трехрублевку и сопя шумно.

- Воля ваша... что хотите во мне видеть, то и видьте, - сказал, как бы не обидясь на это, Егорий.

Он сложил бумажку вчетверо, сунул ее во внутренний карман пиджака и пошел, ничего больше не добавив и как бы устало волоча ноги, а Сыромолотов вошел в комнаты только тогда, когда услышал, как он звякнул щеколдой калитки.

В два часа кухарка Сыромолотова, Феня, внесла ему в столовую тарелку супа, и он спросил ее с заметной для него досадой:

- И где же это посчастливилось тебе такого плотника найти, Феня?

Немолодая уже, бывшая когда-то раньше кухаркой у Невредимовых и нанятая Надей, как только приехала она из Петрограда женою Сыромолотова, а бывшая раньше у него экономка Марья Гавриловна нашла себе другое место, Феня удивленно подняла бесцветные реденькие брови, свекольно зарделась всем как бы вспухшим лицом и, показав золотые коронки почти всех передних верхних зубов, спросила испуганно:

- Неужто такой плохой оказался?

- Каторжник какой-то и чуть свою жену не убил при мне! - объяснил Алексей Фомич, чем был плох плотник.

Но слова его сразу успокоили Феню.

- А я-то думала что другое, - махнула она широкой в запястье рукой. - Я их обоих ведь на базаре и раньше часто видала: он с инструментом стоит, а она ему работу ищет: у всех выспрашивает, не надо ли плотника.

- Ну, уж завтра их едва ли на базаре увидишь.

Феня подумала и отвечала спокойно:

- Как пьяные оба напьются, то, может, и на базар не пойдут; а если не пропьют денег, опять рядышком стоять будут: ворон ворону глаз не выклюнет.

- Ну что же, - вот в самом деле, завтра на базар пойдешь, поищи-ка их там, и, уверяю тебя, не найдешь: не тем у них пахнет, чтобы им там опять рядышком стоять, - оживленно сказал Алексей Фомич.

Вслед за этим он представил матросов, которые помогали спастись его свояку, прапорщику флота, из благодарности которым он и этому "цыбулястому" плотнику, назвавшемуся бывшим матросом с крейсера "Очаков", начал говорить "вы", и спросил Феню:

- Все-таки же матросом-то он когда-нибудь действительно был или никогда не был? Умеет говорить "есть!", как принято только у матросов.