Сергей Сергеев-Ценский - Валя (Преображение России - 1)

Вот у самого у него порхающие брови, копьевидный кадык и на пальцах глянец, а Валя... толстая, старая, слепая, неопрятная, любит карты, домино, пиво... Митя скучает, злой, нервный, от одного отбился, к другому не пристал, и кто знает, что у него в душе? Может быть, он замышляет самоубийство?

Чтобы оттолкнуться, Алексей Иваныч кашлянул, поднялся и опять сел, и сказал, не совсем уверенно впрочем, обращаясь к Гречулевичу:

- Сейчас на пароходе познакомился с дивизионным врачом одним... сказал мне фамилию, - не то Чечулевич, не то Гречулевич... У тебя нет такого, дяди, что ли, военного врача?

- Давай бог, - сказал, не удивясь, Гречулевич. - Дядя подобный помешать не может.

И по глазам его видно было, что всех своих родичей отлично он знал и что никакого военного врача между ними нет.

Так же и Макухину сказал что-то насчет выигрышных билетов Алексей Иваныч:

- Новый год на носу, Федор Петров. Ох, непременно ты выиграешь двести тысяч!

И Гречулевич подхватил живо:

- Вот и покупай у меня тогда Таш-Бурун!

- На что он мне?.. Зайцев на нем гонять? - отозвался Макухин.

- Что ты - зайцев!.. Ты на нем целебный источник какой-нибудь отроешь ты такой!.. Или руду какую-нибудь очень доходную!.. Миллионами будешь ворочать! - и пошел под слепую с маленькой бубновки, сказавши: - Не с чего, так с бубен!

А слепая поставила прямо против него свою неподвижную деревянную маску и возразила:

- Господинчик мой! Кто же под вистующего с маленькой ходит?.. да еще и в чужую масть!

И заспорили о каких-то ренонсах, правилах, исключениях, как всегда бывает при игре.

Алексей Иваныч усиленно задвигал ладонями по коленям, что всегда он делал, когда собирался решительно встать и уйти и когда неясно самому ему было, куда идти. Но в последний раз поглядел все-таки на Наталью Львовну. Может быть, это был очень робкий взгляд, и она поняла его.

- Что же нам здесь сидеть? - сказала Наталья Львовна. - Пойдемте-ка в мою комнату, - и поднялась.

"Нам!" - отметил невольно Алексей Иваныч, и сконфуженно несколько оглядел всех, и зачем-то откланялся, извиняясь.

В комнате Натальи Львовны было так: стоял стол под самым окном (ставни были прикрыты), - обыкновенный женский стол, - не письменный, нет, - с небольшим зеркалом, коробками и флаконами, со смешанным запахом духов, с несколькими пухлыми новыми книжками, пачкой узеньких цветных конвертов, раскинутой веером; тут же чернильница в виде лающей моськи, ручка, чрезвычайно неудобная для письма, и печенье... Успел еще заметить Алексей Иваныч на том же столе вышиванье по канве шелками, но Наталья Львовна скомкала работу и забросила за ширмы.

От колпака на лампе, - матерчатого ярко-желтого полушара - все тут было беспокойного оттенка, а ширмы сами по себе были цвета только что опавших от утренника кленовых листьев (когда они лежат рыхлой грудой и ветер их еще не растаскал по дорожкам). К этим тонам был в последнее время очень чувствителен Алексей Иваныч: он даже глаза рукою прикрыл, чтобы к ним теперь привыкнуть.

Сказала Наталья Львовна:

- Так вот... садитесь... Вы куда-то ездили на пароходе?.. Расскажите-ка.

- Какой же он у вас ядовитый! - отозвался Алексей Иваныч о колпаке и потрогал его рукой; потом он посмотрел жмуро, как желтые отсветы ложатся на белесые обои, на чашку и кувшин умывальника, на ее лицо, ставшее здесь несколько кукольным, как фарфор на солнце, и только после этого ответил:

- Ездил?.. Да, я действительно ездил... - Подумал: "Не рассказать ли ей" - и поспешно закончил:

- Это я по делу, конечно, ездил: насчет места... Я ведь теперь без места, а там выходило.

- А-а... выходило...

- Мм-да... выходило...

- Но не вышло?

- Нет, этого нельзя сказать... Я, может быть, еще и соглашусь... Дело осталось неопределенным... То есть оно почти выяснилось, но не совсем... не совсем... - Посмотрел на нее белыми глазами, бегло припоминая прошлую ночь, и еще раз сказал: - Не совсем!

- О-о, вы, кажется, очень нерешительны!.. Вы как-то так, - мелко перебрала руками Наталья Львовна, как будто что-то рассыпала на пол (и с лицом сделала такое же).

- А нужно как же? - удивился Алексей Иваныч.

- А нужно так! - быстро сжала руки, пальцы в пальцы, крепко вытянула их, точно вожжами правила, и с лицом что-то сделала такое же.

- Вот вы как!.. И думаете вы, что так лучше?

Алексей Иваныч быстро поднялся было, но тут же сел.

- Нет, иногда не лучше... Бывают случаи, что не лучше... Никогда не лучше! - так решил это, наконец, уверенно, что даже Наталью Львовну удивил. Нашел на столе перламутровый маленький перочинный ножичек, который можно было повертеть в руках, осмотрел его, открыл лезвие, попробовал пальцем, насколько остро, опять закрыл, постучал тихо о краешек стола и, забывши уже, что говорит не о том, продолжал: