Сергей Сергеев-Ценский - Валя (Преображение России - 1)

- Какое?.. Когда?..

- А вот не так давно, перед тем, как сюда приехать. Я бы иначе и не поехал к Илье... а я ведь не сюда, я к Илье приехал... Зачем бы мне и ехать, если бы не это? Я кольцо ее, венчальное, подарил одной бедной женщине-чулочнице, - просто, говорю: "На-те, матушка, носите... Это я на дороге нашел, а мне не нужно"... С глаз долой - из сердца вон... И что же вы думаете?.. Приходит эта женщина на другой день, - лица на ней нет: "Возьмите назад свое кольцо: не иначе - оно наговоренное!.." Я - "Что-что?.. Как-как?" - ничего и не добился, никаких объяснений... Но-о... значит, она ее напугала здорово!.. Так и лежит сейчас кольцо у меня в футляре...

Сказал Павлик, смеясь:

- Ну, охота вам!.. Чепуха какая-то!..

- Не знаю... Вообще не знаю уж теперь, что на свете чепуха, что не чепуха... Потерял разницу... Часто они мне снятся: Митя ко мне подходит, она нет... Она только издали... Митя, - об нем и говорить нечего, - он - вылитый я, но она-то... все слова были мои, все мысли были мои... Теперь она только издали, и то редко... Она - редко...

В это время загудел пароход, подходивший с востока. Густо и бархатно дошел сюда по воде широкотрубный гудок, точно огромной величины жук пролетел над берегом...

- Вот на этом самом и поеду к Илье... в свое время... я дождусь удобного момента... Приеду - и пусть-ка ответит... Пусть! Пусть ответит... Без ответа я этого не оставлю...

Павлик нетерпеливо кашлянул, и Алексей Иваныч тут же спросил участливо:

- Вам не вредно на свежем воздухе?.. Вас не знобит по ночам?

- Нет, не знобит... Я хотел бы узнать...

- Еще минутку... Одну минутку... Были сцены... тяжелые очень, но я простил, - ведь я дал слово, что не буду вспоминать (вон какое слово: из памяти выбросить, - нечто неисполнимое, но все-таки дал это слово). Простил. Однако она на Илью понадеялась, жила одна, Мити я ей не отдал, тем более что Митя ко мне был более привязан. Разумеется, они виделись. Вообще я ничем ее не стеснял, я все хотел наладить снова, склеить как-нибудь - ничего не вышло, не мог склеить... И какой-то взгляд у нее появился новый издалека... Этого взгляда издалека я никак не мог понять... Встречу такой взгляд, и все опадет у меня... Стена. Я с тех пор людей с очень далеким взглядом боюсь!.. Верно, верно, - боюсь!.. Что вы хотите узнать? Я вас перебил, извините.

- Вы говорите: "Моя жена покойная, с которой мы жили счастливо, мне изменила"... Это после десяти лет? Вам?

- Да... что вы хотите сказать?.. Вам не холодно?

- Нет... Я хочу сказать: кому "вам"? То есть, яснее какому именно "вам"? Какого периода?.. Ведь десять лет много, - вы сами это говорили...

- Я не понял, простите...

- Для того, чтобы изменить, - отчетливо, выбирая слова, как около классной доски, продолжал Павлик, - нужно, чтобы было ясно - кому или чему? Например, отечеству... Ясно? Отечество - это отечество: Россия - так Россия, Франция - так Франция... А "вы" - это, собственно, что такое?

- Я?.. Я - я... а что такое "я", - это, конечно, неизвестно... У меня были чудные волосы... Валя так любила их всячески ерошить... "Если бы, говорит, - у меня такие..." Женщины ведь всегда мужским волосам завидуют... Ну, хорошо... Вот теперь их нет, а я думал, что они всю жизнь со мною будут, что они - часть меня неотъемлемая... но вот их уж нет... то есть, - прежних нет...

- То-то и есть, что нет!

- Но я - я... Так оно и осталось... У вас были исправные ноги, а теперь костыли, но вы - все-таки вы... Извините!

Алексей Иваныч сделал рукой хватающий жест, как бы стараясь удержать то, что сказалось, но Павлик был уже уязвлен.

- Нет, я другой, неправда! - буркнул он. - И вы другой. В вас-то уж, наверное, ни одной старой клетки не осталось, и вы - не вы, а другой кто-то.

- Значит, я - только по привычке я?.. Может, я и сказать не смею, что Валя мне изменила?.. Если точного понятия "я" не существует, как же могла она мне изменить?.. Изменить тому, чего в сущности нет?

- И быть не может...

- И быть не может, - совершенно верно... Однако... И быть не может... Однако мне же больно? Кому же и трудно и больно? И кто же разбит этим? Не я ли?

- Со временем забудете...

- Ага, - когда сотрется, когда "я" будет опять новое... Но пока оно почему-то не меняется вот уж полгода... Почему же это?

- Потому, что вы сами этого не хотите...

- Позвольте, значит: меняться или нет - это что же?.. Это от меня, что ли, зависит?

Павлик подумал немного, вспомнил яркий снег, улицу, запах масленой недели в воздухе и сказал твердо:

- Конечно, от вас.

- Гм... Может быть... Не знаю... Пройдемся: я провожу вас...

В это время разом закраснели окна видной отсюда сквозь черные кипарисы дачи Шмидта, и Алексей Иваныч сказал: