Сергей Сергеев-Ценский - Зауряд-полк (Преображение России - 8)

- Куда же их отправляли все-таки? На Дальний Восток?

- Да нет, куда их там на Дальний Восток! Кажется, в Варшаву, в кадровый полк, на пополнение убыли... А скоро после этого и меня сплавили из Одессы, теперь уже в Симферополь, тоже с командой, и тоже на пополнение в полк. Может быть, благодаря этому самому генералу Радзиевскому... Словом, двести с чем-то человек я доставил, начинают их сортировать и растасовывать по ротам, а они: "От своего прапорщика ни к кому уходить не желаем!" Им, конечно, внушили, что попали они в кадровый полк, что блажить им не позволят и все прочее. А меня, чтобы дурного влияния на солдат я не оказывал, вдруг назначают в одну роту, выходящую в Мелитополь, на случай рабочих там волнений и беспорядков. Было это уж в мае девятьсот пятого года. Прочитал я приказ и остолбенел: "Я - и вдруг для усмирения рабочих!" Говорю своему новому ротному: "Ни за что не пойду!" - "И за пять рублей в день не пойдете? - спрашивает. - Ведь вы четверное свое жалованье тогда будете в Мелитополе получать". - "Что вы, - говорю, - смеетесь надо мной, что ли? Что вы мне тут с четверным жалованьем!" - "Ну, когда вы такой богатый, охотников много найдется. Есть у нас тоже прапорщик, Шван, - тот сам просился ко мне в субалтерны..." - "Вот пусть и едет с вами этот самый Шван, а я - ни в коем случае". - "А как же вы командиру полка об этом скажете?" - "Так и скажу, что не хочу!" - "Напрасно, - говорит. - Этого не советую делать... Ну, вы скажете: не хочу усмирять рабочих! - а ему что прикажете делать? Ведь он вас должен арестовать за это и делу ход дать. Запрут вас куда-нибудь - и только. А зачем вам это? Шваны все равно найдутся, и за пятеркой в день погонятся, и ради пятерки этой скомандуют, если придется: "Рота, пли!" - а вы будете бесполезно сидеть под замком. Не советую, знаете..." - "А что же вы советуете?" - говорю. "Скажите командиру полка, что больны, и он поймет вас отлично. Он не такой дурак, чтобы не понять, и даже еще отпуск вам на лечение может дать". Увидел я, что человек мне попался не из глупых, так и сделал. И должен вам сказать, что командир полка, - он был человек видный, с большой бородой черной, - только я сказал ему, что ехать в Мелитополь не могу, сейчас же сам мне: "Что? Больны? Отпуск получить хотите?.. На два месяца могу вам дать отпуск, если только врачебная комиссия выскажется соответственно..." Я увидел, что все уже было подготовлено без моих стараний, и, знаете, получил двухмесячный отпуск.

- А какую же болезнь у вас нашли? - с живейшим интересом спросил Моняков.

- Помню, что явились ко мне два полковых врача, старший и младший, и меня выстукивали и давили под ложечкой, а какую такую болезнь нашли, не знаю, - мне они не сказали... Конечно, им нужно было что-нибудь написать в своей бумажке... Отпуск я получил и уехал. А когда приехал, тут уж вскорости разыгрались большие события, те самые, которые царь наш революцией называть не хочет, а называет "беспорядками". Объявлены были свободы, и начались еврейские погромы. Вот один из этих погромов и произошел на моих глазах в Симферополе... Как убивали несколько десятков человек на бульваре кольями, этого я не видел: за мной прислали из полка, когда уж эта часть программы была окончена и начался грабеж еврейских магазинов. Полк наш стоял везде по улицам на охране, в помощь полиции, то есть в помощь тем самым господам, которые и сочинили и разыграли, как по нотам, весь этот погром. Ну, в этот день я всего насмотрелся и отлично видел, как все было организовано... Нужно вам сказать, что, когда я вернулся из отпуска, зазвал меня к себе мой командир батальона, подполковник Канаров, и говорит: "У меня комната свободная есть, недорого с вас возьму, также и полный вам пансион могу дать". Я, конечно, согласился, раз мне никуда не ходить обедать, - я и тогда был домосед. И вот раз слышу крик адский. Выскочил, - мой Канаров лупит своего денщика, Петра, рукояткой нагана по голове! Я, конечно, подскочил, наган у него вырвал, его отшвырнул прочь, а избитому кричу: "Сейчас же иди жаловаться в канцелярию самому командиру полка, а меня свидетелем выставляй!" Голова у этого Петра в крови вся, щеки кровью забрызганы... "Не умывайся! - кричу. - Так и иди, как ты есть!" Пошел он, а я к себе в комнату, укладывать свой чемодан и из дому - по улице, смотреть билетики на окнах: "Отдается комната". Комнату я часа через два нашел. Прихожу или на извозчике приезжаю за чемоданом, гляжу - Петр стоит. "Ходил?" - спрашиваю. "Никак нет. Их высокбродь отпуск мне дали домой на две недели". Вот чем купил - отпуском на две недели, когда Петру этому месяц всего оставался до конца службы!