Сергей Сергеев-Ценский - Жестокость

Свои тамбовские русские лица, - мужичьи, бабьи, - отпечаток сотни монгольских, финских, славянских и прочих лиц, - увидел во множестве вокруг себя студент. Глаза у этого общерусского лица были ясно враждебны... И оно как-то только тихо толклось, точно плыло, оплывало кругом, как море камень, это лицо, однако круг около форда стал совсем маленький, и машина безучастно стояла...

- А ну!.. Осади назад! - крикнул вдруг он, подняв револьвер, и певучим своим рокочущим голосом, четко отделяя от слога слог, позвал: Па-а-та-шви-и-ли!

И только после этого, непонятного, странного в русской деревне крика заговорила толпа.

- Вы что за люди такие? - спросил один за всех, лет сорока, с выпуклой грудью, безбородый, в усах, - в зеленой суконной, рваной под мышками, солдатской рубахе, вида бравого и строгого, - должно быть, недавний взводный.

- А ты кто здесь?.. Предревком? - стараясь найти прежний голос, спросил студент.

- Вот-вот... Он самый!.. - и зло вглядывался в его глаза (своими серыми в его серые) и еще выпуклее развернул грудь взводный.

- А мы - комиссары... Из города... Найди-ка нам нашего шофера... Куда он там пропал?

- Та-ак! - протянул взводный, веря и не веря будто тому, что знал уже и что вновь услышал, и оглянулся на толпу направо от себя и налево.

- Ага!.. Комиссары, - загудела довольно толпа, и латыш увидел, что они открыты, будто о них уже знали раньше, чем они появились здесь, что они комиссары и что они бегут. Показалось, что нужна какая-то оттяжка времени, что на что-то другое опереться нужно теперь, и он сказал взводному глухо:

- Помню я в вашем селе старика одного... Любопытно, жив или нет?

- Какого старика? - начальственно уже и строго спросил взводный. Стариков у нас хватит...

Но, усиленно блуждая взглядом по толпе, вдруг увидал своего старика латыш: стоял его старик, - ростом не ниже, чем он, - опершись на степную герлыгу подбородком, глядел на него суровым взглядом голубых глаз.

- А-а! Дед!.. Не узнал меня? Здравствуй!.. - неверно улыбаясь, закивал латыш головою.

И толпа глянула, обернувшись туда, куда глядел длинный латыш, а старик заискрил глаза и отозвался:

- Во-от!.. Внучек мне нашелся!.. Никита Фролов я... а ты кто такой?

- Я?.. Не узнал ты меня?.. Я тебя видел раз...

И спал, было, с голосу, припомнив, когда его видел и что говорил он тогда, и понял, что терять уже нечего больше, что уже все потеряно, - и крикнул:

- Давай дорогу! Стрелять будем!

- Ого-го!.. Стрелять! - охнула толпа. - Какой стрелок!

- Ты думаешь, у нас стрелять нечем? - твердо спросил взводный. Разговор этот оставь!.. Спрашивают вас, кто вы за люди? должны ответить... и все!

- Вот ты сам за это ответишь! - крикнул студент. - Пьяница!

Ясно показалось, что вся толпа кругом пьяна, и больше всех вот этот, взводный, назвавшийся предревкомом.

- С вашим братом напьешься!.. Ты что ли меня поил? - подступил он ближе на шаг, этот строгого вида взводный, и еще к нему пробрались вперед несколько широких, грудастых, коричневых, бородатых людей с расстегнутыми воротами солдатских рубах, и вдруг, что было еще страшнее, взглянув поверх толпы, увидел он - бежали от дальних изб два парня с винтовками.

- Да вам, братцы, чего от нас нужно-то? - певуче и мирно, как толковый парень и свой среди своих, вступил в разговор рязанец.

- Теперь всякий народ ездит, - понял? - вразумительно начал взводный. Говорят люди, и белые идут тоже... Должны вы предъявить пачпорта свои поэтому... для проверки.

- Па-а-та-шви-и-ли! - крикнул по-прежнему раздельно, но только еще громче студент.

"Вдруг появится грузин, пустит машину, и как-нибудь обернется все", так подумалось.

Но грузин пропал, и только встревожился один из стариков, стоявший рядом с тем, который назвал себя Никитой Фроловым.

- Постой!.. Это кому он знак подает? Кого это он кличет к себе? Постой!

- Вы скажите нам одно - коротко: товарищи вы, или же вы белые? спросил решительно взводный, как будто все еще не веря тому, что эти шестеро действительно комиссары.

- Белые! - за всех выскочил с ответом татарин, другие только покосились на него, ничего не сказав, а взводный точно этого только и хотел и даже улыбнулся левым углом рта:

- Ну вот, - значит, вы - наши... Ну, здравствуйте, когда так.

И подошел вплотную к татарину, протянул ему руку, а сзади уж пролезали вперед добежавшие тем временем парни с винтовками...

И когда один, в белой рубахе и солдатской фуражке, толстогубый, проворно сверля толпу, выскочил прямо против студента и крикнул от запала сипло: - Сдавайсь, сволочь! - студент, державший револьвер высоко, обернул его дулом книзу и нажал вдруг курок... И так ошеломляюще громок был выстрел, что он откачнулся сам в испуге. Но парень вдруг упал ему в ноги, и винтовка, падая из его рук, больно ударила его в грудь против сердца.