Вяйнё Таннер - Зимняя война

На это Паасикиви ответил: «Мы не хотим ничего подобного, но вы, кажется, этого желаете».

Сталин только загадочно улыбался.

В 20.00, после двухчасовых переговоров, мы вышли из здания. На обратном пути у нас сложилось впечатление, что переговоры прерваны. По крайней мере, мы были лишены возможности предпринять шаги для их возобновления.

Вернувшись в посольство, мы собрались на совещание с послом Ирьё-Коскиненом, чтобы обсудить сложившееся положение и определить, что можно предпринять. Мы набросали текст телеграммы в Хельсинки, в которой докладывали о результатах и просили разрешения вернуться домой. Затем мы решили заказать билеты на поезд, отправляющийся следующим вечером.

Но в 21.00 зазвонил телефон, и секретарь Молотова попросил нас прибыть на новую встречу сегодня же вечером в 22.30. Таким образом, советская сторона сделала шаг для продолжения переговоров. Нам тут же пришла мысль, что на этот раз предстоит получить ультиматум.

Вскоре, однако, снова зазвонил телефон, и встреча была перенесена на 23.00. Надо заметить, что это было обычное время для бесед в Кремле. У Сталина была привычка работать далеко за полночь, которая сильно выматывала тех, кто привык к обычаям другого мира и вставал рано утром.

Когда мы отправились на встречу в Кремль к 23.00, наша поездка проходила так же, как и в первый раз.

Нас снова принимали Сталин и Молотов. Разговор возобновился, словно он и не прекращался, и дискуссия продолжилась с обсуждения позиции Финляндии. Молотов подготовил ответ на наш меморандум, в котором снова делался упор на оборонительные потребности Ленинграда, но на этот раз требования были уменьшены. Советская сторона по-прежнему настаивала на получении Ханко, но обещала разместить там свои силы в количестве 4 тысяч человек (вместо первоначальных 5 тысяч) «до прекращения англо-франко-германской войны в Европе». Другие воинские формирования должны были оставаться в течение тридцати лет — другими словами, вплоть до истечения срока аренды. Финское предложение относительно Карельского перешейка отвергалось, но и здесь Советский Союз выдвигал требования меньшие по сравнению с теми, что были изложены первоначально. Теперь линия предлагаемой границы сдвинулась южнее того, что Сталин раньше показал на карте. Но конечным ее пунктом по-прежнему оставался Койвисто.

Высказывая наше отношение к новому варианту требований, мы выразили мнение, что они так же неприемлемы, как и прежние. Но мы согласились доложить о них в Хельсинки.

Молотов. Сколько времени потребуется для этого?

Паасикиви. Около четырех дней. Каким образом мы можем отсюда связаться с Хельсинки?

Молотов. Отправьте им телеграмму.

Таннер. Но будет необходимо проконсультироваться с парламентом, который еще не информирован по этим вопросам. Мы не можем точно сказать, сколько времени потребуется. Но мы сообщим вам ответ, как только он будет готов.

Наших собеседников это устроило, и мы покинули комнату переговоров с картой, которую получили.

Вернувшись в посольство, мы снова обсудили ситуацию и пришли к выводу, что отправка телеграммы не даст никаких результатов в решении проблемы такого большого масштаба; следовательно, мы должны сами отправиться в Хельсинки и лично доложить об обстановке. Сообщили телеграммой в Хельсинки о нашем решении и разошлись по своим комнатам в два часа ночи.

На следующее утро, 24 октября, Паасикиви пришел в мою комнату со следами бессонной ночи на лице, ему не терпелось поговорить со мной. Он охарактеризовал наше положение следующим образом:

— Двадцать лет мы жили в плену иллюзий. Нам казалось, что мы можем сами определять свою судьбу. Мы выбрали нейтралитет и скандинавскую ориентацию в качестве нашего внешнеполитического курса. Но теперь обнаруживается истина. Наше географическое положение связывает нас с Россией. Неужели это так ужасно? Во времена царизма расквартированные в Финляндии русские гарнизоны не слишком вмешивались в наши внутренние дела; но теперь вряд ли они займут такую же позицию. Требования, предъявленные нам, посягают на нашу скандинавскую ориентацию и на наши отношения с Германией. Теперь мы обязаны сражаться, но мы не в состоянии делать это. Финляндия не может объявить войну. Если война разразится, мы проиграем ее и результаты будут намного хуже, чем мы можем добиться соглашением. Зараза большевизма распространится по Финляндии, последствия будут фатальными. Сможет ли Швеция прийти нам на помощь?! Ханссон, [8] Ханссон Пер Альбин (1885–1946) — председатель Социал-демократической партии Швеции в 1925–1946 гг., премьер-министр Швеции в 1932–1946 гг. премьер-министр Швеции, должен дать ответ на этот вопрос.