Возмущение палаты заявлением Чемберлена резко проявилось, когда слово взял лидер лейбористской оппозиции А. Гринвуд.
– Говорите вы от имени Англии! – крикнул ему Эмери через весь зал. Реплика была встречена бурными аплодисментами депутатов, в том числе членов консервативной палаты, возглавлявшейся самим премьер-министром.
«П.М. (премьер-министр. – Авт. ) должен теперь знать, – отметил в тот день Г. Никольсон, присутствовавший на заседании, – что вся палата против него».
Перед закрытием заседания Чемберлен заверил палату, что не позже следующего утра правительство сделает определенное заявление. Некоторые депутаты решили не покидать здание, пока не будет объявлена война. Стало ясно, что парламент не потерпит дальнейших отсрочек.
Пока эти события развертывались на авансцене, английская дипломатия, используя методы, обычно описываемые в детективных романах, продолжала лихорадочно действовать за кулисами. 3 то самое время, когда Чемберлен выступал вечером в палате, содержание его речи было срочно сообщено Гендерсону. И уже через час – в 21.00 – текст оказался в руках у Далеруса, находившегося «на своем посту» в отеле «Эспланада». К письму была приколота визитная карточка Гендерсона с припиской: «Прилагаемый текст речи г-на Чемберлена, возможно, представит для Вас интерес, особенно если Вы доведете его до сведения соответствующих лиц. Н.Г. 2.10». Ошибка, сделанная Гендерсоном в дате, свидетельствует о том, с какой лихорадочной поспешностью он выполнял поручение Галифакса. Смысл демарша заключался в том, чтобы дать понять гитлеровцам, в каком трудном положении оказался Чемберлен и что от них ожидается встречный жест.
Около 22 часов Чемберлен позвонил Даладье и, рассказав о «раздражении» в парламенте и беспокойстве членов кабинета, высказал опасение: если Франция будет настаивать на 48-часовом сроке ультиматума начиная с полудня 3 сентября, то английское правительство не сможет «справиться с положением». Отвечая британскому премьеру, Даладье раскрыл причину упорной оттяжки французской дипломатией срока ультиматума: Чиано высказал мнение, что еще есть надежда получить согласие Гитлера на созыв конференции, если западные державы отложат свой демарш до полудня 3 сентября. Французское правительство согласилось с этой точкой зрения.
Полчаса спустя Галифакс позвонил Бонне и сообщил последнюю отсрочку, на которую согласно английское правительство, – вручить ультиматум в 8 часов утра 3 сентября с истечением его срока в 12 часов того же дня. Бонне настаивал на более позднем вручении, убеждая, что несколько часов «не меняют дела», но Галифакс ответил, что для правительства Великобритании это было «невозможным». В итоге решили, что союзники предъявят ультиматум в разное время, независимо друг от друга: Франция на несколько часов позже, чем Англия.
Когда британские министры отчаянно барахтались в грязи «умиротворения», любопытнейшая сцена происходила в соседнем с кабинетом премьера помещении. Участников было двое: Гораций Вильсон, «alter ego» [58]Чемберлена, по мнению ряда исследователей на Западе, являвшийся подлинным министром иностранных дел Англии в описываемое время, и доверенный агент Риббентропа, Ф. Гессе. Если верить мемуарам последнего и некоторым другим материалам, речь шла о тайном демарше гитлеровской дипломатии с целью предотвратить или задержать вступление Англии в войну.
Днем 2 сентября Гессе, когда излагал свою оценку обстановки в Лондоне, сказал Хевелю (одному из ближайших сотрудников рейхсминистра иностранных дел), что предотвратить выступление Англии можно только при условии вывода войск из Польши и возмещения ей ущерба. Около 8 часов вечера Хевель вызвал его по телефону из Берлина. Однако сразу же вклинился чей-то голос.
– Вы меня узнаете? Не называйте моего имени! – это говорил Риббентроп. – Немедленно направляйтесь к лицу, с которым вы связаны (имелся в виду Г. Вильсон), и сообщите следующее: фюрер готов вывести войска из Польши и предложить компенсацию убытков при условии, что мы получим Данциг и магистраль через коридор, а Англия согласна быть посредником. Вы уполномочены фюрером передать это предложение британскому кабинету и немедленно начать переговоры.
Гессе не верит своим ушам и просит Риббентропа повторить. Тот вновь объясняет поручение, добавив:
– Чтобы не было недоразумений, подчеркните, что вы действуете по специальному указанию Гитлера и что это не моя личная инициатива.
Читать дальше