Татьяна Умнова - Людовик XIV. Личная жизнь «короля-солнце»

К тому времени Елизавета Бурбонская, супруга Филиппа IV, скончалась, и ему срочно пришлось искать невесту, чтобы снова озаботиться воспроизведением на свет наследника престола. Недолго думая Филипп выбрал в жены невесту своего умершего сына — Марианну Австрийскую, бывшую его родной племянницей. Ему к тому времени было 42 года, а девочке только 13 лет. Впрочем, к моменту брачной церемонии, состоявшейся осенью 1649 года, ей уже исполнилось 15 лет.

Марианна исправно рожала детишек, но все они появлялись на свет слабенькими. Возможно, причина была в том, что из-за большого количества кровнородственных браков среди Габсбургов в генетическом отношении это супружество уже являлось инцестом, — как если бы Филипп женился на родной сестре. Более-менее жизнеспособным ребенком оказалась только старшая девочка Маргарита-Тереза, родившаяся в 1651 году и даже успевшая выйти замуж за императора Священной Римской империи Леопольда I, но и она умерла в возрасте 22 лет. Родившийся же в 1657 году долгожданной наследник Фелиппе Просперо совсем не внушал оптимизма состоянием своего здоровья, но к 1659 году он был более-менее здоров, и имелся шанс, что выживет. Так что, на сей раз, мирные переговоры могли пройти успешно.

В тяжелой болезни, поразившей Людовика в 1658 году, — той самой, когда за ним так преданно ухаживала Мария Манчини, — придворные усмотрели какой-то мистический знак, решив, что это предупреждение о том, что пора бы заканчивать войну.

«Болезнь истолковывали как проявление воли Господа, требовавшего мира, — писал на родину венецианский посол, — И королева-мать этим была так взволновала, а кардинал так напуган, что все не колеблясь поверили, что королева-мать тайно поклялась сделать все, что в ее силах, чтобы привести страну к миру».

Мазарини с удвоенной энергией занялся тем, чтобы заключить соглашение как можно быстрее. Он даже пошел на хитрость: сделал вид, что французский король уже не так уж жаждет связать себя узами брака с испанской принцессой и выбрал себе другую невесту, — Маргариту Савойскую.

В ноябре 1658 года королевский кортеж отправился в Лион на встречу с принцессой Савойской. «Эта Маргарита, хотя и со смуглым цветом кожи, была хорошо сложена и приятной наружности, самая скромная и самая загадочная личность во всем мире, у которой для каждого было вежливое и ласковое обращение, — пишет Франсуа Блюш. — Короче, она была создана для Людовика XIV. Достаточно приятная, чтобы пробудить его чувства, достаточно остроумная, чтобы его развлечь».

И действительно, принцесса Савойская весьма понравилась королю. Возможно, их брак был бы удачным, — гораздо удачнее, чем брак с Марией-Терезией. Но, увы, ему не суждено было случиться.

Узнав о переговорах в Лионе, Филипп IV возмутился до глубины души и воскликнул: «Этого не может быть и не будет!» И тут же в Лион отправился испанский посол маркиз де Пиматель, с предложением руки инфанты. Конечно, Мазарини тут же принял его. Перед принцессой Савойской извинились, ей были вручены дары, и она отправилась восвояси.

И как только двор возвратился в Париж, — то есть примерно в середине января 1659 года, начались долгие и мучительные переговоры о мирном соглашении и бракосочетании Людовика XIV с Марией-Терезией.

«Пиренейский мир» был подписан 7 ноября 1659 года.

Сразу же после этого Людовик XIV отправил в Мадрид маршала де Грамона, официально просить руки испанской инфанты. При королевском дворе он был принят с большими почестями и удостоился аудиенции у Филиппа IV и Марии-Терезии, которой торжественно вручил послание жениха.

Король Испании и инфанта произвели на французского маршала неизгладимое впечатление.

Жорж Ленотр в книге «Повседневная жизнь Версаля при королях» пишет: «Во время аудиенции, двигаясь по бесконечной анфиладе залов средь расступившейся молчаливой толпы, он достиг того святилища, где под золотым балдахином стоял Филипп IV, весь в черном, бледный до голубизны и неподвижный как статуя; даже его глаза смотрели в одну точку без всякого выражения, будто стеклянные. Страшное желудочное заболевание позволяло ему принимать в пищу только женское молоко; поэтому он принужден был держать кормилицу, которая питала его четырежды в день. Он ничего не произнес на любезность посла, которого провели затем в другой приемный зал.

Здесь, стоя на подмостках, перед ним предстали королева и инфанта, обе столь раскрашенные, столь стиснутые арматурой корсетов, огромными фижмами и ошейниками воротников, в которых утопали их щеки, что при виде этих восковых фигур де Грамон смутился и не сказал ни слова, ограничившись лишь тем, что поцеловал края их юбок. Он успел только заметить, что у инфанты, кажется, прекрасные волосы, голубые глаза и полные губы. К тому же она не знала ни слова по-французски, а точнее, подчиняясь зверскому испанскому этикету, не говорила вообще. Кроме отца и исповедника к ней никогда не приближался ни один мужчина. Ее развлечения состояли из карт, посещений церковных служб, монастырей и время от времени присутствия на аутодафе…