Принято считать, что полицаев и осведомителей немцы вербовали из «идейных» противников советского режима, то есть «мстителей», но это существенное упрощение реальной картины. В полицаи охотно шли русские антисемиты, уголовники и всякое отребье, то есть любители пограбить, еще — бывшие стукачи НКВД, военнопленные, желавшие вырваться из концлагерей и мобилизованные в полицию насильно под страхом попасть в концлагерь или быть отправленными на работы в Германию. Имелась небольшая прослойка из интеллигенции. Иными словами, это была весьма разношерстная публика. Для многих «полицаев» служба в оккупационных органах власти являлась средством выживания и личного обогащения. Кроме спецпайков, полицаи освобождались от налогов и получали дополнительные вознаграждения за особые «заслуги», как-то — выявление и расстрел евреев, партизан и подпольщиков. За это полагались особые награды «для восточных народов». Впрочем, плата полицаям за «службу» была весьма умеренной — от 40 до 130 рейхсмарок.
Полиция, созданная из коллаборационистов, делилась на гражданскую и военную, соответственно в зоне ответственности гражданских властей и военного командования. Последние имели разные названия — «боевые отряды местных жителей» (Einwohnerkampfabteilungen, ЕКА), «служба порядка»(Ordnungsdienst,Odi), «вспомогательные охранные команды» (Hilfswachemannschaften, Hiwa), батальоны «Schuma» («Schutzmannschaft-Bataillone»). В их обязанности входило прочесывание лесных массивов с целью поиска окруженцев и партизан, а также охрана важных объектов. Многочисленные охранные и антипартизанские формирования, создаваемые усилиями местных командных инстанций вермахта, как правило, не имели ни четкой организационной структуры, ни строгой системы подчинения и контроля со стороны немецкой администрации. Их функции заключались в охране железнодорожных станций, мостов, автомагистралей, лагерей военнопленных и других объектов, где они были призваны заменить немецкие войска, необходимые на фронте. По состоянию на февраль 1943 года численность этих формирований определялась в 60–70 тыс. человек.
По свидетельствам очевидцев, часто славянские полицаи даже превосходили немцев по жестокости. Наиболее одиозной считалась служба русских в «тайной полевой полиции» («Гехайм фельдполицай» (ГФП). Эти отряды были моторизованы и имели много пулеметов для проведения расстрелов. Сотрудники службы ГФП арестовывали лиц по спискам контрразведки, ловили красноармейцев, диверсантов и "саботажников". Кроме того, «тайная полиция» гонялась за беглецами, не желавшими угона на работы в Рейх. Каратели также сжигали деревни вместе с жителями, помогавшими партизанам. К этому можно добавить, что в одной из оккупированных областей России из каждых 10 сожженных деревень три сожгли партизаны, а семь — немцы с помощью местных коллаборационистов. Список жертв этой группы отечественных палачей насчитывает по оценкам не менее 7 тыс. человек.
Я не буду дальше развивать эту тему, поскольку она детально рассмотрена в книге Алексея Кузнецова «Славянские полицаи», куда и могут обратиться заинтересованные читатели.
Об этом не принято говорить, но я утверждаю, что параллельно со Второй мировой войной шла и Вторая гражданская война, в которой русские фашисты сражались с русскими коммунистами — хрен редьки не слаще… Количество жертв этой жуткой войны никогда не будет установлено, но ее последствия тянутся в наши дни. Что я имею в виду? Я имею в виду то, что имперские, ксенофобские, антисемитские настроения русских, восходящие к эпохе Ивана Грозного, породили не только комплекс «старшего брата», но — глубоко скрытые силы дезинтеграции страны, приведшие во время войны к массовому предательству, в 1991 году к распаду СССР, в наши дни — к войне на Кавказе и волне захлестывающего Россию терроризма, а в будущем — чреватые опасностью развала страны.
Я не буду приводить здесь весь список наших эмигрантов, сотрудничавших с немцами или с дуче, но увы, в этом списке Великая Княгиня Романова, писатель Шмелев, пришедший на молебен по поводу освобождения Крыма немцами, Ф.Степун, С.Дягилев, П. Струве, Б.Савинков, князь Н.Жевахов, генерал П. Бермонд-Авалов, А.Казем-Бек, А.Амфитеатров, многие другие белоэмигранты… Дмитрий Мережковский, выступая по радио, сравнил Муссолини с Данте, а Гитлера — с Жанной Дарк. И только ли эмигранты? Лидия Осипова, автор «Дневника колаборантки», 22 июня записала в дневнике: «Слава Богу, вот началась война, и скоро советская власть кончится». А когда немцы вошли в город Пушкин, написала заглавными буквами: «СВЕРШИЛОСЬ! ПРИШЛИ НЕМЦЫ! СВОБОДА, КРАСНЫХ НЕТ». А редки ли случаи, когда оккупантов встречали плакатами: «КРАСНЫХ НЕТ, СВОБОДА!»? Кстати, еще до начала войны, в конце 30-х, в Омске, например, среди противников колхозов ходили разговоры о скором начале войны, и что в Сибирь придут японцы. «Их ждали как освободителей», — пишет блогер.
Читать дальше