Владимир Хрусталев - Григорий Распутин. Тайны «великого старца»

Великая княжна Ольга Николаевна записала в дневнике:

« Ц[арская] Ставка. Четверг. Голуш[кин]. 7-го июля.

С раннего утра льет дождь. Прибыли сюда в 12 1/2 и Папа и Ал[ексей] с нами завтракали. Хорошо их видеть. Около 3 ч. поехали в 2-х моторах сперва к Папа, потом кататься через Днепр, налево, 20 верст к новому мосту. Вернулись после 5 ч. Обедать ездили к Папе. Свежо. Обедали со всеми на балконе. После 10 ч. с Папой к нам приехали. Пили чай. Около 12 ч. Папа уехал». (ГА РФ. Ф. 673. Оп. 1. Д. 7. Л. 33–33 об.)

По воспоминаниям жандармского генерал-майора А.И. Спиридовича: «Приехав в Могилев 7 июля, царица пробыла там до 12-го числа. Едва ли она не понимала женской интуицией ту антипатию, с которой ее встречали военные, исключая, конечно, свиту Государя. Но царица считала, что долг жены повелевает ей приезжать время от времени и поддерживать морально Государя. Старец не раз говорил, что поездка царицы на фронт принесет помощь войскам. Царица верила в это. А в Ставке перешептывались: “Опять приехала”.

На императора приезд супруги производил всегда самое благоприятное влияние. Близкие люди знали, как любил он царицу. Их Величества являлись идеальными супругами. Трудности, сплетни лишь сплачивали их. И, будучи доволен приездом царицы, Государь считал, что и все окружающие довольны этому. В этом он ошибался, ему, конечно, об этом никто не говорил.

Пребывание царицы в Могилеве совпало с видимым затишьем на фронте. С 1 по 15 июля в армиях Брусилова шла перегруппировка войск». ( Спиридович А.И. Великая война и Февральская революция. Воспоминания. Минск, 2004. С. 332–333.)

По воспоминаниям А.А. Вырубовой о посещении Могилева: «Через несколько дней мы уехали в Ставку навестить Государя. Вероятно, все эти именитые иностранцы, проживавшие в Ставке, одинаково работали с сэром Бьюкененом. Их было множество: генерал Вильямс со штабом от Англии, генерал Жанен от Франции, генерал Риккель – бельгиец, а также итальянские, сербские, японские генералы и офицеры. Как-то раз после завтрака все они и наши генералы и офицеры штаба толпились в саду, пока Их Величества совершали “сербль”, разговаривая с приглашенными. Сзади меня иностранные офицеры, громко разговаривая, обзывали Государыню обидными словами и во всеуслышание делали замечания: “Вот она снова приехала к мужу передать последние приказания Распутина”. – “Свита, – говорил другой, – ненавидит, когда она приезжает; ее приезд обозначает перемену в правительстве”, – и т.д. Я отошла, мне стало почти дурно. Но императрица не верила и приходила в раздражение, когда я ей повторяла слышанное.

Великие князья и чины штаба приглашались к завтраку, но великие князья часто “заболевали” и к завтраку не появлялись во время приезда Ее Величества; “заболевал” также генерал Алексеев. Государь не хотел замечать их отсутствия. Государыня мучилась, не зная, что предпринять. При всем ее уме и недоверчивости императрица, к моему изумлению, не сознавала, какой нежеланной гостьей она была в Ставке. Ехала она только окрыленная любовью к мужу, считая дни до их свидания. Я лично угадывала разные оскорбления и во взглядах, и в “любезных” пожатиях руки и понимала, что злоба эта направлена через меня на Государыню.

Вскоре Их Величества узнали, что генерал Алексеев, талантливый офицер и помощник Государя, состоял в переписке с предателем Гучковым. Когда Государь его спросил, он ответил, что это неправда. Чтобы дать понятие, как безудержно в высшем командном составе плелась клевета на Государыню, расскажу следующий случай.

Генерал Алексеев вызвал генерала Иванова, главнокомандующего армиями Южного фронта, и заявил ему, что, к сожалению, он уволен с поста главнокомандующего по приказанию Государыни, Распутина и Вырубовой. Генерал Иванов не поверил генералу Алексееву. Он ответил ему: “Личность Государыни императрицы священна для меня – другие же фамилии я не знаю!” Алексеев оскорбился недоверием к нему генерала Иванова и пожаловался на него Государю, который его стал не замечать. Генерал Иванов, рассказывая мне об этом, плакал; слезы текли по его седой бороде. Государь, думаю, гневался на Алексеева, но в такое серьезное время, вероятно, не знал, кем его заменить, так как считал его талантливейшим генералом. Впоследствии Государь изменил свое обращение с генералом Ивановым и был к нему ласков.

В Ставке Государыня с детьми и свитой жила в поезде. В час дня за нами приезжали моторы, и мы отправлялись в губернаторский дом к завтраку. Два казака конвоя стояли снизу, наверх вела крутая лестница; первая комната была зала, где ожидали выхода Их Величеств. Большая столовая с темными обоями. Из залы шла дверь в темный кабинет и спальню с двумя походными кроватями Государя и наследника. Летом завтракали в саду в палатке. Сад был расположен на высоком берегу Днепра, откуда открывался чудный вид на реку и окрестности Могилева. Мы радовались, смотря на Алексея Николаевича. Любо было видеть, как вырос, возмужал и окреп; он выглядел юношей, сидя около отца за завтраком, пропала и его застенчивость: он болтал и шалил. Особенным его другом стал старик бельгиец генерал Риккель.