Ночь разделила сражавшихся. Монгольские полководцы, и темники, и тысячники, собрались на совет. Продолжать битву дальше сочли неоправданным, терять своих воинов попусту они не хотели, представление о воинстве хорезмшаха они получили и сделали вывод не в пользу хорезмийцев. Затем с их стороны последовала военная хитрость, предложенная, скорее всего, Субэдем. Монголы развели множество костров, огни которых показывали на якобы огромное их скопление, а сами, не тратя более времени на отдых, снялись и ночью же ушли на восток — очень быстро, как только могли скакать их кони, и «проделали за эту ночь расстояние двух дней пути. А душой султана завладели страх и убежденность в их храбрости, он, как говорят, в своем кругу сказал, что не видел никого, подобного этим людям храбростью, стойкостью в тяготах войны и умением по всем правилам пронзать копьем и бить мечом…» [38, с. 245–246]. «По мнению В. В. Бергольда, именно тягостное впечатление хорезмшаха от первого боя с монголами было одной из причин, по которой он впоследствии не решился встретить их в открытом сражении» [33, с. 137].
Монгольские полководцы, и в первую очередь Субэдэй, который «реально… руководил… войсками монголов в этом сражении» [6, с. 178], выполнили приказ Чингисхана. Судьба Хорезма была решена. Мухаммед, несмотря на численное превосходство, не смог разгромить агрессора, более того, отказался от преследования. А Субэдэй тем временем отошел на определенное расстояние, затем его разведка проследила, как хорезмшах убрался восвояси, и они опять с Джучи и Тохучаром принялись за облаву и «освоение». Кроме того, Субэдэй прикрывал с севера два тумена, ведомых Джэбэ, который направлялся в страну кара-киданей, где он вскоре одержит победу и уничтожит наконец-то, к радости монгольского владыки, Кучулука — последнего хана найманского и фактического правителя державы Си Ляо.
А Субэдэй? Он приобрел опыт сверхдальних рейдов, где в условиях оторванности от главной базы решения нужно принимать быстро и самому, без оглядки на маячившего где-то за спиной Чингисхана, а также опыт по обеспечению связи с главной ставкой во время похода. Рассматривая действия Субэдэя в Дешт-и-Кипчак и события, которые произойдут в ближайшие год-два, можно предположить, что если он и возвращался в Монголию, то на очень короткий срок, находясь в ожидании подхода всей армии на границах владений Мухаммеда. Кому-кому, а Субэдэю-то было известно, что вся эта дипломатическая возня Чингисхана с хорезмшахом закончится вторжением в Среднюю Азию и далее.
Глава седьмая. Дипломатия, перерастающая в войну
Еще находясь в Китае, в 1215 году, Чингисхан принимал послов хорезмшаха. Это совпало по времени со штурмом Пекина. Мусульманским дипломатам довелось наблюдать и происшедшую после взятия города резню. Чингисхан, однако, ведя двойную или тройную игру и принюхиваясь к такому лакомому куску, как империя Мухаммеда, заверял послов в том, что его политика абсолютно миролюбива по отношению к западным странам и он готов вести дружественный диалог и торговлю с государством хорезмшахов. А сам буквально через несколько месяцев отдал приказ о вторжении в Дешт-и-Кипчак Субэдэю, чуть позже направил против туматов и киргизов Джучи, и наконец Джэбэ выступил против кара-киданей.
Миссии, возложенные на этих военачальников, уже в конце 1217 — начале 1218 годов были успешно выполнены. Буферных земель и государственных образований между двумя империями более не существовало. Отныне Чингисхану нужен был веский предлог для развязывания новой агрессивной крупномасштабной войны. В начале 1218 года «Чингисхан отправил посольство к Мухаммеду с предложением заключить мирный договор и принять титул „Самого дорогого сына“» [30, с. 60]. Естественно, это оскорбило «повелителя запада», и наверняка столь провокационная постановка вопроса об «усыновлении» Чингисханом Мухаммеда вызвала у последнего отрицательную реакцию и повлияла на весь ход их отношений, которые закончились «отрарской катастрофой» и убийством монгольских послов, что дало «Чингизхану формальный повод для объявления войны» [33, с. 137–138].
В середине 1218 года торговый караван, посланный Чингисханом и состоявший из пятисот верблюдов, нагруженных достаточно ценным товаром, прибыл в город Отрар. Его сопровождали четыреста пятьдесят человек, включая и монголов-лазутчиков, присоединившихся к среднеазиатским купцам. «Правитель Отрара, наместник султана Мухаммеда, Гаир-хан, обеспокоенный странным для торговцев поведением людей из этого каравана, объявил, по словам ан-Насави, что прибывшие в Отрар хотя и имеют облик купцов — не купцы. То ли с ведома хорезмшаха, то ли самовольно он задержал купцов, а затем истребил их. Караван был разграблен, все богатства перешли к Гаир-хану» [33, с. 139]. Таким образом Гаир-хан удовлетворил свои меркантильные вожделения, пресек действия Чингисхановых соглядатаев и… обрек себя в будущем на мучительную казнь от рук монголов.
Читать дальше