Николай Ильюхов - Партизанское движение в Приморьи. 1918—1922 гг.

Чтобы подорвать моральное состояние рабочих и дивизионцев, японцы чуть не каждый день стали устраивать нам провокации. Ночью, а иногда и среди белого дня японские войска без всякого повода вдруг окружают казармы дивизиона народной охраны и начинают проверку численности и состава вооружения дивизионцев. Эти налеты обычно сопровождались грубыми выходками и оскорблениями по адресу комсостава и политуполномоченных, а иногда и арестами. Неоднократно такие облавы распространялись и на рабочие организации — профсоюзные, культурно-просветительные и т. д. Газета «Владиво-Ниппо», орган местных японских резидентов, представлявшая худший сорт бульварной «литературы», продажная, наглая, клеветническая, полна была «необычайных разоблачений» коммунистов, публиковала «тайные документы» наших военных организаций и вела самую дикую и безудержную травлю против нас. Белогвардейская пресса, — газета «Вечер», орган несоцев, кадетский орган «Голос родины» и другие (во Владивостоке в это время выходило около десятка газет, из них только две наших), — в той или иной форме поддерживали тон «Владиво-Ниппо» и, смакуя, комментировали на разные лады эти слухи и «разоблачения», чем помогали штабу подготовлять «общественное мнение» к предстоящим событиям. Деловая жизнь города в это время почти замерла. Поддерживали в ней огонек лишь многочисленные спекулянты и контрабандисты, изрядно расплодившиеся в это время в Приморьи и делавшие гешефты с валютой и товарами темного происхождения. Несмотря на зловредность спекулянтов, игравших на понижение нашей валюты, мы не имели возможности обращать на них особое внимание. Поэтому спекулянт и авантюрист в этой сгущенной и напряженной обстановке чувствовали себя как рыба в воде. 19 мая японцы приготовили нам неслыханный сюрприз. В 11 часов утра они окружили своими войсками казармы дивизиона народной охраны, губпрофсовет, губком партии, штаб войск и правительственные здания, рассыпались цепями в важнейших кварталах города, а затем разоружили все наши военные силы, арестовали ответственных военных работников, оказавшихся в это время в казармах или в штабе, и тем создали обстановку совершившегося переворота. Так как наше правительство оказалось свободным от ареста, коварный маневр японских генералов нам представлялся совершено непонятным. Мы не могли решить: у власти мы, или нас окончательно свергли? При переговорах нашего правительства с японским дипломатом Мацудайра от него можно было получить только двусмысленный, ничего абсолютно не говорящий ответ, который сводился к тому, что «японское командование применило этот свой маневр с целью изучить состояние наших военных сил и убедиться в их способности защищать свое правительство». Метод, которым пользовались японские «экспериментаторы» и «исследователи», напоминал собой прием разбойника, который, чтобы определить способность сопротивления и физическую силу человека, берет его за горло и начинает давить со всей своей разбойничьей силой и ловкостью, а потом, натешившись, освобождает свою жертву, чтобы убедиться, жива она или нет. Продержав нас в своем плену часов около шести, японцы освободили дивизион народной охраны и всех арестованных, почтительно заявив, что мы «можем продолжать свой мирный труд и заниматься своими делами». Эти не совсем обычные приемы по изучению нашей обороноспособности, как оказалось, были прелюдией к событиям, в которых мы должны были перед лицом японского генералитета демонстрировать ту самую обороноспособность, которой так внимательно интересовались они 19 мая.

25 мая в гор. Никольск-Уссурийске дивизия генерала Смолина выступила против местной власти. Выступление это носило не совсем обычный для всех прошлых попыток переворота характер. Нужно заметить, что эта дивизия формально была не вооруженной, и поэтому характер выступления ее должен быть таким, чтобы, с одной стороны, он привел к низвержению власти, а с другой — не обнаруживал бы наличия у каппелевцев скрытых у них винтовок, частью выданных японцами, частью привезенных с забайкальского фронта. Поэтому Смолин затеял комедию с мирной демонстрацией, причем эта демонстрация по его замыслу должна была быть настолько внушительной, чтобы мы перед ней оказались морально разоруженными и пошли на соглашение о добровольной передаче власти. Кадры демонстрации составлялись из тех же каппелевцев, разбавленных торговцами, попами и черносотенцами, идущими за несоциалистическими организациями. Таким путем была создана картина недовольства нашей властью не только со стороны каппелевцев, но и со стороны «населения».