Михаил Зефиров - Бриллианты на шее. Элита истребительной авиации Люфтваффе

На следующее утро еще видимый мною маяк был ровно наполовину меньшего размера, чем накануне. В течение утра поблизости пролетели несколько «Мессершмиттов», но все мои попытки привлечь их внимание потерпели неудачу. Однажды, когда пара «Мессершмиттов» про шла рядом со мною, я два раза выстрелил в воздух из своего пистолета, и, сняв рубашку, начал размахивать ею. К сожалению, она была темно синего цвета и поэтому не слишком выделялась на фоне моря. Но они не заметили и яркое пятно моей желтой шлюпки!

Теперь я должен был рассчитывать только на самого себя. Вскоре стало припекать солнце, и время от времени я должен был прикрывать рубашкой голову. Начала мучить жажда. Я должен был продолжать грести, но мои ладони горели словно в огне. Тогда я попробовал другой метод движения, бросая вперед небольшой плоский якорь, а затем за веревку пытался быстро подтянуть к нему шлюпку. Спустя некоторое время я убедился, что с Озеля теперь меня не смогут заметить.

Наступила вторая ночь. Около полуночи тишину неожиданно разорвали разрывы, и совсем недалеко от меня в воздух поднялись фонтаны воды. Какие-то черные тени приближались ко мне. Первой моей мыслью было, что это советские военные корабли, которые стреляют в меня! Но тогда бы я должен был видеть вспышки от их выстрелов! Вскоре я увидел два советских эсминца, уходивших на полном ходу на восток и ведущих огонь куда-то в южном направлении. Испугавшись, что с них меня могут заметить, я начал всем, чем мог, прикрывать ярко-желтые борта своей лодки. Меня не заметили…

Это происшествие дало мне надежду, так как стрелять по эсминцам могла только немецкая береговая артиллерия. Поэтому расстояние до берега могло быть максимум восемь километров!

Но на второе утро я снова увидел вокруг себя только одну воду! Началась настоящая борьба с самим собой – жажда, судороги и боль во всем теле. Я подумал: «Это не имеет смысла, ты – пропащий чело век! Лучше закончить все быстро». На борту шлюпки, надеясь, что хоть ее когда-нибудь найдут, я начал писать: «Дорогие родители». Но, едва написав «Дорогие…», бросил карандаш на дно и начал снова грести. Дважды я доставал пистолет и снимал предохранитель…

На третье утро я очнулся от сна с чувством какого-то беспокойства. Дул прохладный бриз, слегка покачивая мою шлюпку. Я дрейфовал сквозь туман, пока не увидел темную неясную полосу береговой линии, о которую разбивались волны. Я стал грести, и вскоре был вы брошен из шлюпки на песок. Я прополз один или два метра и потерял сознание. Очнувшись, я пополз дальше сквозь ряды колючей проволоки береговой линии обороны, пока не увидел какую-то ферму. Там я заснул…

Когда я проснулся, то был на кровати, мои вещи лежали рядом на табурете, мой пистолет лежал сверху на них. К своему ужасу, тут же я увидел двух солдат в советской форме и схватился за пистолет. К счастью, я успел вовремя заметить их нарукавные повязки. Это были латыши из вспомогательных частей нашей береговой артиллерии. Я попал как раз на ту батарею, которая позапрошлой ночью обстреливала русские эсминцы. Солдаты сказали мне, что видели вдали в море что-то желтое, но думали, что это оторвавшийся бакен».

Возвратившись в эскадрилью, Новотны с удивлением обнаружил, что все его личные вещи были аккуратно упакованы и их уже собирались отправить его родителям, как это обычно делалось в случае гибели летчика. Он был сильно измотан как физически, так и морально, и потому его направили в госпиталь.

По дороге туда в очередной раз проявился его импульсивный характер. Несмотря на протесты унтер-офицера, управлявшего машиной, Новотны настоял, чтобы самому вести автомобиль. Но в конце концов сильное истощение сказалось, и он потерял сознание. Машина врезалась в дерево, стоящее на обочине, и в дополнение ко всему прочему Вальтер получил сотрясение мозга.

Это «приключение» очень отрезвляюще подействовало на молодого пилота. Новотны стал более спокойным по характеру и даже суеверным. С тех пор, собираясь снова подняться в воздух, Вальтер всегда надевал летные штаны, которые были на нем в тот памятный день 19 июля и затем во время плавания по Рижскому заливу. Они стали своеобразным талисманом, оберегающим в боевых вылетах.

Новотны провел в госпитале всего несколько дней и уже 31 июля снова поднялся в воздух. В течение дня он совершил три боевых вылета. Сначала северо-западнее того же Озеля он повредил гидросамолет МБР2, вероятно, из 15-го ОМРАП ВВС Балтийского флота. Затем в 14.15 уже южнее Озеля его жертвой стал бомбардировщик ДБ3.