Михаил Шевердин - Осквернители (Тени пустыни - 1)

И у великана в белой папахе сбоку на портупее с офицерским темляком и тяжелой золотой кистью висели казачья шашка и рядом, на животе, гигантский кинжал в черкесских ножнах с насечкой по серебру, а на другом боку впритык один к другому два маузера в полированных деревянных кобурах. Грудь его накрест перехватили пулеметные ленты, набитые винтовочными патронами, и о них колотился громоздкий цейсовский бинокль и еще футляр с чем-то. Солдатские, топорно стаченные патронташи густо, словно бараны у желоба с водой, сидели на ременном грубом поясе. Из-за плеча устрашающе торчало дуло английского винчестера. С руки свисала великолепная, голубевшая бирюзой плеть, а на лаковых сапогах позванивали малиновым звоном шпоры.

Обилие оружия не столько устрашало, сколько вызывало недоумение. Как мог человек, видимо весьма пожилой и уже не слишком крепкого здоровья, таскать на себе такую тяжесть? Грозная амуниция делала его неуклюжим и даже несколько комичным.

Зуфар не рассмеялся лишь потому, что сразу понял, с кем имеет дело. Тут уже не до смеха.

Второй человек, стоявший рядом с воинственным туркменом, выглядел безобидным сусликом. Мягкая лисья шапка с бархатным фиолетовым верхом, надвинутая на соболиные брови, оттеняла влажный блеск нежных по-женски глаз и детскую пухлость безбородого лица еще совсем молодого джигита. Хивинский, шелковый на вате халат не без щегольства облегал отяжелевшее от излишеств тело. Никакого оружия человек в лисьей шапке при себе не имел. А улыбался он, несмотря на вихрь и снег, бесхитростно и даже приветливо, стараясь, видимо, расположить к себе, показать, что здесь он с самыми добрыми намерениями.

Зуфару человек в лисьей шапке был отлично знаком. Легок на помине! Кто не знал в Хазараспе, да и по всему Хорезму Тюлегена-шашлычника, по прозвищу Поэт.

При появлении Зуфара Тюлеген Поэт просиял:

- Э, да это наш друг Зуфар... Я его знаю. Хазараспский простачок. Совсем хорошо. Пастух, а шустрый, вон капитанский тельпек на голове... образованный... в начальство полез.

Слова свои Тюлеген Поэт сопровождал странными ужимками. Он выкручивался и манерничал, будто страх сжимал ему горло.

- Хорошо... - просипел простуженно туркмен. - Тогда давай скорей! Делай! А то холодно на реке, здорово холодно... Буран...

В горле у него угрожающе забулькало, и он замолк.

Жизнь на беспокойной реке приучает быстро соображать, не теряться. Иначе лоцманом и штурманом не сделаешься. Зуфар и вышел при всей своей молодости в штурманы потому, что быстро соображал и, когда нужно, был дерзок и решителен. Но и его ошеломило неожиданное появление на борту баржи вооруженного с головы до пят калтамана. А что с ним оказался такой знакомый, такой обыденный шашлычник Тюлеген, не сулило ничего хорошего. Тюлеген не только жарил очень вкусный шашлык. За Тюлегеном водились дела-делишки. Такая молва шла о нем.

Все толки и подозрения сразу вспомнились Зуфару. Словно что-то его озарило. Неспроста Андрей Палыч в Чарджоу предостерегал. Хитрый старый капитан... У Андрея Палыча нюх волка, а хватка волкодава... Волкопес... Побольше бы в жизни волкопсов, таких, как Андрей Палыч! Эх, как бы хотел Зуфар, чтобы обветренное, хмурое лицо учителя его, капитана Андрея Палыча, выглянуло из снежной завирухи, и прозвучал бы его голос: "Мы тоже волки травленые!"

Но Андрей Палыч сидит в своей конторе в Чарджоу, а принимать решения надо самому.

- На борт вход запрещен! Судно особого назначения! - вызывающе бросил в лицо пришельцам Зуфар.

Не дожидаясь ответа, он добавил:

- Сходите!

Он говорил тоном, не терпящим возражения. Таким будничным тоном предлагают сойти на пристань безбилетным пассажирам, когда пароход стоит у причала в порту.

- Ого! - пробасил воинственный туркмен, и в глазах его проглянула растерянность, смешанная с удивлением.

- Слушай, Зуфар, друг, - плаксиво заныл Тюлеген. - Зачем так говорить? Мы же встречались... Мы же знаем друг друга.

- Знаю. Ты Тюлегенн-шашлычник, Тюлеген Поэт, из нашего Хазараспа... Все равно нельзя. А вот его я не знаю...

- Он сардар Овез Гельды... Знаменитый...

- Не знаю... Уходите оба!

Выговаривал Зуфар слова медленно и соображал: Непес-капитан лежит в каюте недвижим. Салиджан тоже. Матросы спят, накрывшись ватными одеялами в кормовом отсеке, скрытом от глаз туманом и снегом. Разве кого докричишься? Ничего не услышат, ничего не увидят, точно их и нет на барже. А у калтамана маузеры... И рука, сучковатая, коричневая, лежит на рукоятке маузера. Тут рта не успеешь разинуть. Один выстрел - и баржа вспыхнет.