Уильям Ширер - Взлет и падение третьего рейха (Том 1)

Доклад Гендерсона и немецкий меморандум о встрече - последний обнаружен среди трофейных документов - не расходятся в оценках. Англия, бушевал Гитлер, сама виновата в упрямстве Польши, так же как год назад она была виновата в неразумном поведении Чехословакии. Десятки тысяч фольксдойче в Польше подвергаются преследованиям. Имели место шесть случаев кастрации это стало для него навязчивой идеей. Он не намерен больше мириться с потерями. Дальнейшие преследования немцев со стороны поляков повлекут за собой немедленные действия.

"Я оспаривал каждый пункт, - телеграфировал Гендерсон Галифаксу, обращал внимание на то, что его данные неточны, но это вызывало только новые тирады".

В конце концов Гитлер согласился дать письменный ответ премьер-министру через два часа, и Гендерсон уехал в Зальцбург, чтобы немного передохнуть {Вайцзекер, присутствовавший при этой встрече, писал позднее "Как только дверь за послом закрылась, Гитлер усмехнулся и сказал "Чемберлен не перенесет этого разговора. Его кабинет падет сегодня вечером". (Вайцзекер. Мемуары, с. 203.) - Прим. авт.}. Через некоторое время Гитлер вызвал его и вручил ответ. Гендерсон сообщал в Лондон, что в отличие от первой встречи Гитлер "был спокоен и ни разу не повысил голоса", что он сказал: ему пятьдесят лет и он предпочитает начать войну сейчас, а не когда ему будет пятьдесят пять или шестьдесят.

Мания величия немецкого диктатора, восседающего на вершине пирамиды власти, проступает еще резче в немецком варианте отчета о встрече. После упоминания о том, что он охотнее начнет войну в пятьдесят лет, чем позднее, там написано:

"Англия хорошо сделает, если уяснит, что он, как бывший фронтовик, знает войну лучше и будет использовать все возможные средства. Всем, вероятно, понятно, что мировая война (1914-1918 гг.) не была бы проиграна, если бы канцлером в то время был он".

Ответ фюрера Чемберлену состоял из потока лжи и преувеличений, который он извергал на иностранцев и свой народ с тех пор, как Польша осмелилась противостоять ему. Германия, говорил он, не ищет конфликта с Великобританией. Германия всегда была готова обсудить с Польшей вопрос о Данциге и коридоре на беспримерно великодушных условиях. Но объявление Англии о гарантии Польше воодушевило поляков, и они "развязали волну неприкрытого террора" против полутора миллионов немцев, проживающих в Польше. Такие зверства, по его заявлению, ужасны для жертв, но совершенно невыносимы для такой великой державы, как германский рейх. Германия не станет больше этого терпеть.

Под конец он отреагировал на уверения премьер-министра, что Англия будет верна обязательствам, данным Польше, и в свою очередь заверил Чемберлена, что это "ни в коей мере не повлияет на решимость правительства рейха стоять на страже интересов рейха... Если Германия подвергнется нападению со стороны Англии, то она к этому готова".

Чем же закончился обмен письмами? Гитлер удостоверился, что Англия вступит в войну, если Германия нападет на Польшу. Премьер-министр получил от Гитлера ответ, что он не придает этому значения. Но, как показали события последующих восьми дней, никто из них не считал, что противник сказал свое окончательное слово.

В большей степени это относилось к Гитлеру. Ободренный новостями из Москвы и уверенный в том, что Англия, а вслед за ней и Франция, несмотря на письмо Чемберлена, хорошо подумают, перед тем как реализовать свои обещания Польше, узнав о нейтралитете России, Гитлер вечером 23 августа, когда. Гендерсон улетал обратно в Берлин, назначил точную дату и время нападения на Польшу: суббота 26 августа, 4.30 утра.

"Дальнейших распоряжений относительно дня "Y" и часа "X" не будет, записал генерал Гальдер в своем дневнике. - События должны развиваться автоматически".

Но начальник штаба сухопутных войск ошибался. 25 августа произошли два события, которые заставили Гитлера отойти от той пропасти, в которую меньше чем через двадцать четыре часа должна была шагнуть его армия, перейдя границы Польши. Одно из них произошло в Лондоне, другое - в Риме.

Утром 25 августа Гитлер вернулся в Берлин, чтобы приветствовать возвратившегося из Москвы Риббентропа и выслушать доклад о переговорах с русскими. Тогда же он отправил письмо Муссолини. В письме содержались расплывчатые объяснения, почему он не мог сообщить своему партнеру по оси о переговорах с Советским Союзом: ему якобы "и в голову не приходило", что они так быстро и так далеко продвинутся. Далее он заявлял, что германо-советский пакт "следует считать величайшим выигрышем для стран оси".