Уильям Ширер - Взлет и падение третьего рейха (Том 1)

Гитлер отложил свое триумфальное появление в Вене, где он много лет жил как бродяга, до понедельника 14 марта. Сделать это пришлось по двум непредвиденным обстоятельствам. Несмотря на восторг австрийцев от перспективы увидеть Гитлера в своей столице, Гиммлер попросил еще один день для обеспечения необходимой безопасности. Он уже вплотную занялся арестами "неблагонадежных" - за несколько недель только в Вене их число достигло 79 тысяч. Кроме того, хваленые немецкие танки вышли из строя еще до того, как подошли к Вене. Йодль считал, что около 70 процентов машин застряло на дорогах от Зальцбурга и Пассау до Вены, хотя генерал Гудериан, командующий танковыми войсками, утверждал, что вышли из строя только 30 процентов машин. Как бы то ни было, Гитлер был взбешен. Он провел в Вене всего одну ночь, остановившись в гостинице "Империал". И все-таки триумфальное возвращение в бывшую имперскую столицу, которая обрекла его в молодые года на нищенское существование, которая не поняла и не оценила его тогда и которая пышно встречала его теперь, не могло не поднять его настроения. Вездесущий Папен прилетел из Берлина в Вену на самолете, чтобы принять участие в торжествах. Он застал Гитлера на площадке напротив Хофбурга, древнего дворца Габсбургов. "Могу только сказать, - писал позднее Папен, - что он был в экстазе" {Папен мог не заметить, что фюрера обуревало желание отомстить этому городу и людям, которые не оценили его, Гитлера, в должной мере в молодые годы. В душе он презирал этих людей. Вероятно, поэтому он так недолго пробыл в Вене. Однако публично он заявил через несколько недель бургомистру Вены:

"Уверяю вас, этот город я считаю жемчужиной, я помещу его в оправу, которой он достоин". Скорее всего, это была фраза для предвыборной кампании, а не выражение истинных чувств. Об истинных же чувствах он поведал Бальдуру фон Шираху, нацистскому губернатору и гауляйтеру Вены, во время встречи в Бергхофе в 1943 году, что стало известно во время суда в Нюрнберге: "Тут фюрер начал с безграничной, я бы сказал, с невероятной злобой говорить о венцах... В четыре часа утра он произнес фразу, которую я хочу привести сейчас по историческим соображениям. Он сказал: "Никогда нельзя допускать Вену в союз великой Германии..."

Праздничное настроение Папена было испорчено в тот же день, 14 марта. Он узнал, что Вильгельм фон Кепплер, его старый друг по дипломатической миссии, исчез при странных обстоятельствах, которые наводили на мысль, что это работа гестапо. Через три года другой его друг и коллега по миссии, барон Чиршки, вынужден был укрыться в Англии, чтобы избежать расправы эсэсовцев. В конце апреля тело Кепплера было выловлено в Дунае, куда его бросили гестаповские головорезы. - Прим. авт.}.

В таком состоянии Гитлер пребывал в течение последующих четырех недель, колеся вдоль и поперек по Германии и Австрии и призывая население голосовать за аншлюс. В своих бесконечных речах он не забывал обливать грязью Шушнига и повторять затасканную ложь о том, как был произведен аншлюс. В своем выступлении в рейхстаге 18 марта он заявил, что Шушниг "нарушил слово", устроив "шумиху с плебисцитом", и добавил, что так мог вести себя "только ослепленный глупец". 25 марта во время выступления в Кенигсберге "шумиха с плебисцитом" превратилась в "нелепую комедию". Гитлер уверял, что были найдены письма, из которых ясно, что Шушниг намеренно затягивал, выдвигая все новые предложения, претворение в жизнь берхтесгаденского соглашения, пока не настанет "более благоприятный момент для того, чтобы настроить против Германии другие страны".

Кроме того, в Кенигсберге Гитлер ответил на нападки иностранных журналистов, обвинявших его в том, что он, использовав силу и обман, добился аншлюса, не дожидаясь плебисцита:

"Некоторые иностранные газеты заявляют, что мы коварно напали на Австрию. На это я могу сказать одно: даже умирая, они не перестанут лгать. За время своей политической борьбы я завоевал любовь своего народа. Но когда я пересек бывшую границу (с Австрией), я был встречен с такой любовью, какой раньше нигде не встречал. Мы пришли не как тираны, а как освободители...

Находясь под впечатлением от всего этого, я решил не ждать fjo 10 апреля, а осуществить объединение сразу..."

Иностранцам это казалось не слишком логичным, но на немцев произвело сильное впечатление. Заканчивая свою речь в рейхстаге, Гитлер дрожащим от волнения голосом сказал: "Народ Германии, дай мне еще четыре года, чтобы я смог использовать наше единство для всеобщего блага!" Эти слова были встречены такой овацией, которая не шла ни в какое сравнение с предыдущими триумфами Гитлера на этой трибуне.