Владимир Филиппов - 10 мифов Древней Руси. Анти-Бушков, анти-Задорнов, анти-Прозоров

Но наиболее ярким свидетельством того антагонизма, который существовал между двумя державами, является поведение болгар во время войны Руси с Хазарским каганатом. «Святослав, как по призыву Никифора, царя греческого, на болгар, так и по своей обиде, что болгары помогали казарам, пошел снова к Дунаю» ( В.Н. Татищев ). Как видим, именно Болгария оказалась ЕДИНСТВЕННЫМгосударством, которое оказало помощь каганату, столь ненавистному языческому сердцу Льва Рудольфовича. Ведь Хазария для Прозорова – всё равно, что красная тряпка для быка, он каганат ненавидит даже больше, чем Византию, которая была оплотом христианства на Востоке. Но что примечательно, о недостойном поведении «братушек» писатель молчит. Как воды в рот набрал! Ещё бы, ведь сей факт не вписывается в его теорию о всеобщем славянском братстве и единении! Хотя с таким подходом Прозоров и ляхов друзьями Руси сделает…

Но вернёмся к болгарам. Ведь с ними воевал ещё князь Осколд, и именно в боях с болгарами погиб его сын, о чём и сообщает Никоновская летопись. Под 872 годом читаем: «Убиен бысть от болгар Осколдов сын». Ну а поскольку в районе Днепра и Приднестровья волжским болгарам взяться просто неоткуда, то и вывод может быть только один – княжич погиб от рук болгар дунайских.

Или же воспользуемся выдержкой о Византийском походе Святослава из труда Л.Н. Гумилёва. А он прямо пишет: «Болгары быстро перешли на сторону греков: русы уже разочаровали их насилиями и жестокостью».

А может, просто понятия о любви и дружбе у нас со Львом Рудольфовичем несколько разнятся? Скорее всего да, но, видимо, и Игорь тоже представлял эти понятия несколько иначе, чем его апологет Прозоров.

В итоге, после того как в 943 году был заключён на Дунае мир с ромеями, интересы Игоря и печенежских ханов полностью совпали – одни хотели пограбить богатые земли Болгарии, другой – наказать врагов своей страны.

В энтузиазме печенегов можно не сомневаться – они нанимались сражаться против Империи за деньги и долю в добыче, и таким образом князь с ними частично расплачивался, соблюдая при этом свою выгоду.

Что же касается печенегов-вассалов, то ими станут лишь жалкие остатки некогда грозных печенежских орд после того, как Ярослав Мудрый переломит им хребет и начнётся создание Поросской линии обороны. Вот тогда печенеги, торки, беренди по воле русских князей будут селиться вдоль реки Рось и станут надёжным щитом русской земли, войдя в историю под именем «Чёрных клобуков». Но это случится ещё не скоро.

Интересное замечание делает Н.М. Карамзин, когда подводит итоги борьбы Игоря с печенежской напастью: «Печенеги, заключив союз с Игорем, пять лет не тревожили России: по крайней мере, Нестор говорит о первой действительной войне с ними уже в 920 году. Предание не сообщило ему известия об ее следствиях».

Как видим, о последствиях войны известий нет никаких, и надо думать, что если бы печенежские ханы признали вассальную зависимость от Киева, неужели летописец о ней бы не сообщил? Сообщил бы, да еще с какой радостью! Но…

«Ох, летописцы-чернецы… какими немногословными становятся они, описывая победы князей-язычников!» Верен, верен себе Лев Рудольфович, везде его недремлющее око зрит происки окаянных христиан, которые в очередной раз решили исказить память о подвигах князей языческой Руси.

Однако зря он возводит на них напраслину. Летописцы-чернецы ой как внимательно ведут наблюдение за Киевским князем, и именно поэтому очень скрупулезно оценивают и первый его византийский поход, и причины, к нему приведшие.

В 941 году Игорь решается выступить против Византии. Казалось бы, только утвердил свою власть над Киевом, только успокоил мятежи, чего дома не сидится? Ведь никакой необходимости явной в этом походе не наблюдается.

И всё бы оно так. Да немного не так. Первый раз молодому и храброму князю придётся идти на Византию не по своей воле.

А что же послужило побудительной причиной для такого предприятия?

Да просто банальная зависть и алчность.

То, что князь так возвысил Свенелда, даром не прошло: «И дасть же дань деревьскую Свенделду, и имаша по черне куне от дыма. И реша дружина Игореве: «се дал еси единому мужеве много» (Новгородская I летопись младшего извода).

Это первый конфликт князя со своей дружиной. Именно она диктует ему условия, считая себя обделённой по отношению к воеводе Свенелду и его гридням. Игорь, недавно севший на Киевский стол, находится пока не в том положении, чтобы игнорировать требования своих людей.