Катриона Келли - Товарищ Павлик - Взлет и падение советского мальчика-героя

Однако с возникновением экономической централизации и насильственной индустриализации, а также с принятием первого пятилетнего плана в 1928 году вопрос о коллективизации встал с новой остротой. В связи с притоком миллионов новых рабочих на заводы и фабрики, что было необходимо для развития промышленности, партия поставила задачу чрезвычайной важности: обеспечить растущее городское население достаточным количеством продуктов. К несчастью, в 1927—1928 годах в основных хлебных областях на юге страны урожай оказался скудным, и это предвещало серьезный продуктовый кризис в самое неподходящее время. Попытка разрешить проблему с помощью рынка провалилась: низкий уровень государственных закупочных цен на зерно привел к тому, что крестьяне перестали торговать, придерживая свою продукцию в закромах до лучших времен. Тем более что выпускаемые в то время промышленные товары отличались низким качеством и оставались труднодоступными, так что деньги тратить было не на что. Все эти обстоятельства сыграли на руку сторонникам твердой линии, в частности Сталину, который считал, что терпимому отношению к крестьянскому стяжательству — то есть к желанию людей продавать свою продукцию по выгодным ценам — нужно положить конец. Требовалось каким-то образом заставить крестьян внести свой вклад в общее государственное дело. На тот момент это означало реквизицию зерна, которое крестьяне отказывались сдавать добровольно, а на близкое и более отдаленное будущее планировалось построить вместо мелких предприятий большие эффективные структуры, которые бы работали на благо всего народа, а не на обогащение отдельных частных производителей. В этот период многие администраторы высшего звена вынашивали утопическую мечту: создание сети не столько мелкомасштабных колхозов, сколько совхозов, или государственных ферм — индустриализованных предприятий, в которых на земле трудились бы рабочие, а не кооперативные фермеры {29} 29 См.: Lewin, 1968, с. 257. .

Авторитарный характер этих мер прикрывался распространенным мифом о том, что все простые крестьяне — бедняки и середняки — поддерживают коллективизацию и лишь кулаки, крестьянская элита, яростно ей сопротивляются. Само слово «кулак» имело в традиционной крестьянской культуре ряд уничижительных значений, в том числе «скряга», «барышник», «перекупщик», и чаще всего употреблялось по отношению к крестьянам, торгующим зерном {30} 30 Даль, 1880-1882, г. 2, с. 215. . До и после революции это слово использовали как народники, так и социалисты, чтобы заклеймить тех членов общества, которые, по их мнению, могли впоследствии вырасти в мелкую буржуазию. Сразу после революции большевики объявили войну этой социальной группе. Ленин говорил: «…к кулакам, преступникам, мучающим население голодом, из-за которых страдают десятки миллионов, к ним мы применяем насилие». И среди задач, которые он поставил перед партией в феврале 1918 года, наиважнейшей считалась отправка в провинцию активистов, чтобы «разъяснить деревне, что кулаков и мироедов необходимо урезать» {31} 31 Доклад о борьбе с голодом. 4 июня 1918 (Ленин, 1941—1951, т. 27, с. 469); Речь перед агитаторами, посылаемыми в провинцию// Правда. 6 февраля 1918 (Ленин, 1941— 1951, т. 25, с. 402). . [25] О сходстве взглядов популистов и социалистов до 1917 года говорил, например, Ленин. См. его замечание о полной правоте популистов, называвших кулаков злодеями и мироедами, и об ошибке народников в постановке диагноза: Ленин объяснял развитие «кулачества» законами развития капитализма (Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве. 1895// Ленин, 1941 — 1951, т. 1, с. 354-355).

Неравенство в деревнях называли наследием «капитализма»: после освобождения крепостных в 1861 году образовалось свободное крестьянство, способное покупать и продавать недвижимое имущество, сельское общество стратифицировалось, появились «жирные коты», быстро скупающие землю, в то время как другие крестьяне едва сводили концы с концами, борясь за свои жалкие наделы, а то и вовсе опускались до безземельных работников. Такой взгляд на вещи игнорировал неравенство среди крестьян, существовавшее задолго до их освобождения. Благополучие сельских жителей в начале XIX века во многом зависело от географического положения (крестьяне, проживавшие вдоль западных границ, вели жалкое существование по сравнению с крестьянами в центральной России и тем более в плодородной Украине), от компетентности и доброй воли местных землевладельцев и их управляющих, а также от возможности заниматься другим, не сельскохозяйственным трудом (рыбной ловлей, ремеслами, сезонными работами в городах). Тем не менее образование земельного рынка и развитие торговли сельскохозяйственной продукцией и мануфактурой открыли новые возможности для крестьянских предпринимателей. Московские и Петербургские книги купеческих гильдий конца XIX века свидетельствуют о возрастающем числе купцов крестьянского происхождения, способных платить достаточно высокие налоги, что обеспечивало им принадлежность к третьей и второй гильдиям. Да и в самой деревне появляется эквивалент ирландскому «сильному фермеру» — преуспевающему крестьянину, который нанимает батраков для возделывания земли. Герой романа Толстого «Анна Каренина» Левин навещает такого крестьянина: жизненный уклад его семьи представляет собой утопическую мечту о мирном сотрудничестве и мудром патриархальном порядке. С другой стороны, двадцатью годами позже Толстой в «Хозяине и работнике» описывает помещика-традиционалиста, который обеспокоен тем, что сельских предпринимателей охватывает страсть наживы. Антигерой Брехунов, безжалостный и алчный предприниматель, настолько одержим желанием заключить сделку, что настаивает на поездке в буран: это трагически заканчивается для него самого и для его лошади (работнику же его удалось выжить только чудом). Ощущение, что в деловой хватке есть «что-то нерусское», вообще было широко распространено среди русского дворянства и интеллигенции [26] Например, сельские жители, сдававшие дачи горожанам на время отпусков, не пользовались доверием власти: «Некоторые деревни бросили заниматься сельским хозяйством и ремеслами и полностью переориентировались на дачную экономику; такие случаи всегда вызывали большое неодобрение, гак как считалось, что они способствуют разложению морали в деревне» (Lovell, 2003, с. 113). .