Владимир Игнатов - Доносчики в истории России и СССР

— «…Источник сообщает, что в связи с убийством осужденного Мамченко опущенными в колонии через некоторое время произойдет массовое избиение “петухов”. Уже в цехах “Гранита”, “Сельмаша” и “ОПР” затарено большое количество заточек и железных прутов. Все начнется, видимо, завтра, возможно, и сегодня ночью».

— «…Источник сообщает о том, что в колонии, среди отрицаловки, идет разговор о том, что Армик и Манел (ростовские) являются осведомителями оперчасти. В колонии резко произошел раскол внутри отрицаловки. Ростовские поддерживают Армика и Манела, таганрогские, шахтинские, сальские и залетные — против. Возможно, и с большой вероятностью, столкновение между ними. На мой взгляд, Армика и Манела нужно этапировать из колонии. 04.79 г.».

— «…Источник сообщает, что между ростовскими и таганрогскими группировками возникли трения, которые могут окончиться поножовщиной».

— «…Источник сообщает, что контролер Пашиков занес осужденному Стоянову водку и продукты питания за деньги, полученные от Стоянова».

— «…Источник сообщает, что контролер, работающий на приеме передач для осужденных, за 25 рублей пропускает передачи с продуктами питания не 5 кг положенных, а 10 кг».

— «…Источник сообщает, что осужденный Дубровников (по кличке “Боча”) после “профилактики” в Новочеркасской тюрьме выглядит психологически подавленным и напуганным. На мой взгляд, он “отойдет” от отрицаловки к “мужикам”».

Экштейн признается, что по указанию своих шефов ему приходилось совершать провокации против неугодных администрации заключенных. Так по просьбе оперуполномоченного он подбросил анашу отбывающему срок в лагере некоему Пятаку. «Вот тебе пару пачек этаминала, вот анаши возьми, — он дал мне пакет. — Сам особо не кайфуй… С Пятаком вмажешься “этилом”, курнете, а затем, когда в откат пойдете, отдай ему анашу и уходи спать… Как только уйдешь, мы позаботимся об остальном». Пятака захватили с анашой и водворили в ШИЗО, а затем осудили на тюремный режим.

Для поднятия авторитета агента «Назарова» среди заключенных начальником оперативной части была разработана специальная акция. Она была приурочена ко времени, когда заключенных отряда построили на плацу в шеренгу и персонально предлагали им красные повязки для дежурства по зоне. Кто отказывался от повязок, того уводили в ШИЗО, кто надевал повязку, того не трогали, но эти люди теряли всякий авторитет среди товарищей по несчастью. В тот момент, когда к «Назарову» с этим предложением подошел активист из заключенных — председатель секции профилактики правонарушений, агент нанес ему несколько ударов по лицу кулаком. По словам агента, «так как его били “кумовья” и завербованные ими контролеры, то, несмотря на несколько чувствительных ударов во время “экзекуции”, я, естественно, не пострадал. Как совершивший “опасный” и “дерзкий” поступок, я был “брошен” в сухую и проветриваемую одиночку, где, мне на “удивление”, в “нычках” камеры был большой запас чая, сигарет, сахара и теплое байковое одеяло… В этой камере, которую не шмонали, я находился долго и безболезненно, хотя все остальные сидящие в ШИЗО и находящиеся в зоне считали, что я страдаю наиболее сильно… Затем меня вывезли в больницу с несломленными, а после больницы и закончившейся ломательной кампании я нарисовался в зоне, имитируя туберкулезное покашливание, сутулясь особой тюремной сутулостью бродяги, и уже в качестве “авторитета”…»

«Работа» доносчиков в лагерях и тюрьмах оплачивалась. Экштейн в своей исповеди сообщает, что «вскоре мне стали платить за доносы деньги, поощрительные, от 40 до 60 рублей». О «работе» и оплате «труда» стукачей сохранились также воспоминания А. Шифрина, А. Солженицына и других обитателей сталинских тюрем и лагерей. Шифрин, сообщая о многочисленных стукачах, говорит: «Все знали, что среди нас есть «стукачи», предатели. За десять лет в лагерях я убедился, что редко стукачу удавалось продержаться нераскрытым два-три месяца: на чем-то обязательно попадался. И тогда его убивали. А когда за убийство была введена смертная казнь, его “прикладывали”: поднимали за руки и ноги и опускали с силой задом и спиной на землю, на бетон. После этого человек жил… в больницах, дотягивал год, два до смерти» {236} .

Солженицын, знавший быт стукачей не понаслышке, в книге «Архипелаг ГУЛАГ» писал, что в 50-е годы плата лагерным осведомителям составляла 50 рублей в месяц, что было по тем временам не такой уж малой суммой. Выплаты за доносительство производились поквартально. Александр Исаевич утверждал, что стукачей было легко вычислить благодаря простой бюрократической процедуре. Когда бухгалтерия переводила агентам деньги, то из общей суммы вычитали 2% за перевод, и на руки они получали не по 150, а по 147 рублей. Если же деньги присылали родственники заключенных, то приходили круглые суммы, так как отправители сами оплачивали почтовые расходы. Через двадцать лет после Солженицына Андрей Амальрик, сидевший в чекистской тюрьме в Лефортово, вспоминал: «Сокамерник мой говорил, что никого у него на воле нет — и вдруг получает перевод на 29 рублей 40 копеек. Когда меня через месяц переводили в другую камеру, он заплакал, обнял меня и поцеловал». Скорее всего это был Иудин поцелуй, а сокамерник стучал за 30 рублей, по аналогии с 30 сребрениками {237} .