В войну, избежав фронта по брони, «Дятел» перебрался в Москву на руководящие посты в ЦК ВЛКСМ, в издательстве «Молодая гвардия» и в Министерстве кинематографии, где он работал на должности главного редактора художественных фильмов. И здесь он «боролся с вредными, безыдейными сценариями» и с их авторами, сообщая о «подрывной работе ряда лиц в советской кинематографии».
Дьякова арестовали как «участника троцкистской группы Варейкиса» и Особым совещанием при МГБ по 58-й статье осудили на 10 лет ИТЛ. По этапу он был отправлен в Восточную Сибирь на Тайшет (Озерлаг). И из лагеря он продолжал писать: «Лица, насквозь пропитанные буржуазным эстетством и насаждавшие голливудские нравы в сценарно-режиссерском деле, до сих пор гнездятся в некоторых звеньях советского кино. Я, с помощью министра кинематографии И.Г. Большакова, начал постепенно выявлять этих лиц и, если бы не мой арест, сумел бы до конца их разоблачить…» «Хотя я сейчас нахожусь в лагере, но меня не покидает беспокойство: в отдельных киноорганизациях находились лица, которые по собственной, а может быть, по чужой воле вредили делу дальнейшего подъема советской кинематографии, стремились выхолащивать идейную направленность наших фильмов… Все это я подробно изложил в заявлении от 29 мая 1950 г. на имя министра Госбезопасности…»
В лагере «Дятел» также не остался без дела: «В октябре 1950 г. в Озерлаге, на лагерном пункте 02 я выдал органам письменное обязательство содействовать им в разоблачении лиц, ведущих антисоветскую агитацию. Это содействие я оказываю искренне, честно и нахожу в этом моральное удовлетворение, осознание, что я здесь, в необычных условиях, приношу известную пользу общему делу борьбы с врагами СССР».
Желание освободиться и до конца реализовать неиспользованный потенциал доносчика заставляет «Дятла» писать своим кураторам: «Ведь вся моя сознательная жизнь, вся моя работа должны убедить Вас в том, что я заслуживаю политического доверия… Не допустите, чтобы зря была загублена моя жизнь, мои творческие способности. Я могу, я хочу, я должен принести еще большую пользу…»
И действительно, разве справедливо и целесообразно держать в заключении талантливого стукача, когда на свободе еще остались враги народа, которые делают свое черное дело? А коль выпустить на волю нельзя, то надо и в неволе беречь. И «Дятла» берегли, работал он не на лесоповале, а в каптерке, культурной части и бухгалтерии. Освобожден и реабилитирован был в числе первых и после освобождения продолжал плодотворно трудиться. Стал членом Союза советских писателей, получил орден «Знак почета», ходил в почетных ветеранах труда и жертвах ГУЛАГа и выступал перед молодежью с проповедями добра и правды. В 1987 году вышел его автобиографический роман-трилогия «Пережитое» в котором о «Дятле» не сказано ни слова {181} .
Продолжая спор с Александром Солженицыным в одном из последних интервью, Дьяков говорит: «Кривить душой я не могу…
Находясь в лагере, я, в отличие от Солженицына, наряду с негодяями встречал людей, не потерявших веру в силу ленинской правды, в конечное торжество социальной справедливости… Солженицын же все видел в черном свете».
К сожалению, не устоял перед «обаянием» и напором органов и критикуемый Дьяковым-«Дятлом» автор «Одного дня Ивана Денисовича» нобелевский лауреат Александр Исаевич Солженицын. Он, как и Дьяков, также был лагерным стукачом и подписывал свои доносы псевдонимом «Ветров». Стало известно донесение «Ветрова» органам — так называемый «экибастузский донос», который помог властям жестоко подавить в самом зародыше восстание украинских националистов в лагере в Экибастузе (Казахстан).
Документы из личного дела «Ветрова», как и других агентов, хранились в архиве КГБ, и их наличие должно было бы сделать лауреата Нобелевской премии и «совесть русской нации» более покладистым и управляемым. Но Александр Исаевич «закачался в оглоблях», и один, видимо наиболее ценный документ, было решено довести до сведения общественности. Сотрудники КГБ разрешили скопировать его двум журналистам — чеху Томашу Ржезачу и немцу Франку Арнау. В «Военно-историческом журнале» №12 за 1990 год на стр. 75 представлена фотокопия этого любопытного документа. Вот его полный и точный текст.
«Сов. секретно. Донесение с/о (секретный осведомитель. — В.И. ) от 20/1 52 г.».
«В свое время мне удалось, по вашему заданию, сблизиться с Иваном Мегелем. Сегодня утром Мегель, встретив меня у пошивочной мастерской, полузагадочно сказал: кто был ничем, тот станет всем! Из дальнейшего разговора с Мегелем выяснилось, что 22 января з/к Малкуш, Ковлюченко и Романович собираются поднять восстание. Для этого они уже сколотили надежную группу, в основном, из своих — бандеровцев, припрятали ножи, металлические трубки и доски. Мегель рассказал, что сподвижники Романовича и Малкуша из второго, восьмого и десятого бараков должны разбиться на четыре группы и начать одновременно. Первая группа будет освобождать “своих”. Далее разговор дословно: “Она же займется и стукачами. Всех знаем! Их “кум” для отвода глаз в штрафник затолкал. Одна группа берет штрафник и карцер, а вторая в это время давит службы и краснопогонников. Вот так-то!” Затем Мегель рассказал, что третья и четвертая группы должны блокировать проходную и ворота и отключить запасной электродвижок в зоне. Ранее я уже сообщал, что бывший полковник польской армии Кензирский и военлет Тищенко сумели достать географическую карту Казахстана, расписание движения пассажирских самолетов и собирают деньги. Теперь я окончательно убежден в том, что они раньше знали о готовящемся восстании и, по-видимому, хотят использовать его для побега. Это предположение подтверждается и словами Мегеля: “А полячишко-то, вроде умнее всех хочет быть, ну, посмотрим!” Еще раз напоминаю в отношении моей просьбы обезопасить меня от расправы уголовников, которые в последнее время донимают подозрительными расспросами. Ветров». 20.1.52.
Читать дальше