Борис Акунин - Часть Азии. История Российского государства. Ордынский период

Господин Великий Новгород, богатая торговая республика, жил по собственным обычаям и сохранял автономию вплоть до второй половины XV века, однако независимости так и не достиг, поскольку не обладал собственной продовольственной базой. Попытки владимиро-суздальских, а позднее московских князей покорить Новгород являются одной из основных сюжетных линий всей истории русского средневековья.

Следует сказать, что насущной потребности в крепком государстве, управляемом единой волей и представляющем собой мощную военную силу, в начале XIII века, пожалуй, и не было. После того как во времена Владимира Мономаха, еще сто лет назад, объединенные русские войска нанесли несколько мощных ударов по половцам, серьезной внешней угрозы для страны, в общем, не существовало. Степняки продолжали время от времени совершать грабительские набеги на приграничные земли, но это были уже не те половцы, что чуть было не уничтожили Киевское государство в конце XI века. Они стали привычными соседями – чаще союзниками, чем врагами. Князья и ханы уже несколько поколений заключали между собой семейные союзы, в результате чего первые несколько ополовечились, а последние – несколько обрусели.

Эти тесные связи, родственные и политические, явление вроде бы частное и в историческом смысле не особенно важное, стали первопричиной огромной беды, обрушившейся на Русь в 1223 году.

Здесь придется коснуться двух очень интересных тем, над которыми рано или поздно приходится задуматься всякому, кто всерьез заинтересуется историей.

Первая касается соотношения случайного-неслучайного в историческом процессе и в судьбе каждой отдельно взятой страны.

Существуют две крайние точки зрения: 1) движение истории хаотично и представляет собой цепочку совершенно произвольных, непредсказуемых событий; 2) случайное большого значения не имеет, поскольку влияет лишь на частности, но не на общую эволюцию человечества, подчиняющуюся неким познаваемым, неукоснительно действующим законам либо непостижимой воле Высшего Разума (это уж в зависимости от мировоззрения).

Мне представляется, что истина находится где-то посередине между «хаотической» и «логической» теориями, а «провиденциальную», то есть божественную, я рассматривать не готов, потому что если всё предопределено чьей-то Волей, то нечего и умничать. Я уверен, что законы общественно-политической эволюции существуют, но их работа проявляется в генеральном ходе истории, а вот что касается судьбы отдельной страны, то она из-за сцепления случайностей вполне может как достичь величия, так и впасть в ничтожество либо вовсе исчезнуть.

Вторая тема, собственно, являющаяся ответвлением первой, не менее дискуссионна: роль личности в истории. Я не раз и не два буду касаться этой проблематики, рассказывая о различных деятелях описываемой эпохи – очень сумбурной, изобиловавшей катаклизмами и потому особенно зависевшей от случайных событий и личных качеств ключевых деятелей.

Безусловно, существовали объективные обстоятельства, в силу которых Русь была завоевана монголами: политическая слабость вследствие раздробленности; географическое соседство со Степью, исторгавшей из своих недр нашествие за нашествием; наконец, стремление растущей чингизидской империи занять всю Евразию от океана до океана, что рано или поздно должно было привести монгольские полчища к русским рубежам. Но факт и то, что искра, от которой разгорелся пожар, опаливший отечественную историю и направивший ее в сущностно иное русло, была высечена двумя совершенно случайными, до нелепости малозначительными обстоятельствами. Могу предложить глупую, но при этом вполне соответствующую истине формулировку: «Всё началось из-за того, что на Руси жил один скучающий человек, и этому человеку не повезло с тестем».

В предыдущем томе, описывая удивительную судьбу князя Мстислава Удатного, я коротко коснулся Калкинской катастрофы, но исторические последствия этого события столь грандиозны, что оно заслуживает подробного рассказа.

«…Том же лете, – повествует летопись о событиях 6372 года от сотворения мира (1223), – по грехом нашим, придоша языци незнаеми, их же добре никто же не весть, кто суть и отколе изидоша, и что язык их, и котораго племене суть, и что вера их; а зовуть я Татары…». Из уточнения «по грехам нашим» видно, что автор являлся адептом «провиденциальной теории». Всякий раз, когда происходило какое-нибудь несчастье, у хроникеров-монахов было только одно объяснение: Божий гнев.