Арнольд Джозеф Тойнби - Исследование истории. Том II - Цивилизации во времени и пространстве

Следовательно, мы можем сделать вывод, что данные незападных прецедентов, касающиеся будущего западной цивилизации, не являются решающими.

До сих пор мы рассматривали те элементы в постсовременной западной ситуации, которые сравнимы с элементами в истории других цивилизаций. Однако есть в ней также и другие элементы, которые не имеют аналогов в историях других цивилизаций. Две из этих не имеющих аналогов черт резко бросаются в глаза. Первой является та степень господства, которую западный человек приобрел над нечеловеческой природой, второй — растущая скорость социальных изменений, которые этим господством вызваны.

Со времен перехода человека в техническом прогрессе от эпохи нижнего палеолита к эпохе верхнего человеческий род стал «владыкой творения» на земле в том смысле, что с этого времени уже более было невозможно ни неодушевленной природе, ни какому-либо из других нечеловеческих созданий ни истребить человечество, ни хотя бы прервать человеческий прогресс. С этого времени ничто на Земле, за одним исключением, не могло встать на пути человека или же погубить его. Однако это исключение было значительным — им был сам человек. Как мы видели, человек уже довел себя до беды, дурно исполняя свои обязанности в четырнадцати или пятнадцати цивилизациях. В конце концов, в 1945 г. взрыв атомной бомбы ясно показал, что человек приобрел теперь тот уровень контроля над нечеловеческой природой, который сделал для него невозможным уже более избегать вызова двух зол, принесенных им в мир самим актом создания для себя новых видов общества в форме цивилизаций. Эти два зла были двумя различными проявлениями единого зла войны, хотя удобнее было бы различать их под двумя разными названиями — войны в ее обычном понимании и классовой борьбы: другими словами, горизонтальной войны и вертикальной войны.

Это ситуация, к решению которой человеческий род был очень плохо подготовлен. Учитывая его перспективы, мы можем попытаться упростить нашу задачу, отдельно обсудив вопрос сначала о технологии, войне и правительстве, а затем о технологии, классовой борьбе и занятости.

В результате двух мировых войн количество великих держав уменьшилось с переменного множества (среди которого некоторые государства, например Италия, носили свой титул по обычаю, хотя каждый знал, что они не смогли бы доказать на него свои права) до двух — Соединенных Штатов и Советского Союза. Советский Союз установил свое господство над Восточной Германией, равно как и над большинством государств-наследников бывших Габсбургской и Оттоманской империй, которые были завоеваны во время Второй мировой войны недолговечным национал-социалистским германским Третьим рейхом. Единственная причина, по которой Западная Германия и образовавшаяся между двумя войнами Австрийская республика не последовали за своими соседями в утробу России в 1956 г., заключалась в том, что они тем временем оказались под защитой Соединенных Штатов и их западноевропейских союзников. К этому времени стало очевидно, что замена протекторатом Соединенных Штатов несостоятельной независимости являлась единственной гарантией от русского (или китайского) господства, которое со временем обещало стать действительностью для всякого государства в мире.

Эта роль, которая в Старом Свете была для Соединенных Штатов новой, была уже им давно знакома в Новом Свете. Со времен Священного союза [734]до времен Третьего рейха доктрина Монро [735]спасала государства-наследники Испанской и Португальской империй в Америках от господства некоторых европейских держав ценой замены испанской и португальской колониальной администрации гегемонией Соединенных Штатов. Благодетели редко бывают популярны, и пока их благодеяния не являются совершенно бескорыстными, они не могут эту популярность заслужить. Чувства, скажем, французов к Соединенным Штатам начиная с 1945 г. не слишком отличались от чувств бразильцев на протяжении предшествующего столетия.

Но как бы то ни было, Советский Союз и Соединенные Штаты оказались в 1956 г. противопоставленными друг другу в качестве двух единственных оставшихся на планете великих держав. В международном балансе сил два — в лучшем случае слишком неудобное число. Конечно, в противоположность Германии и Японии двадцать лет назад обе страны были экономически «сытыми» и могли найти мирное применение всей своей рабочей силе на много десятилетий вперед, возделывая свои собственные угодья. Однако история прошлого показала, что страх друг перед другом была таким же мощным источником военной агрессии, как и экономическая нужда. Русский и американский народы плохо понимали друг друга. Обычным настроением русского народа было покорное подчинение, а американского — беспокойная нетерпимость. Эта разница в характерах отразилась в различном отношении к деспотическому правлению. Русские соглашались с ним как с неизбежностью, а американцы научились из своей собственной истории думать о нем как о дурном институте, который любой народ мог бы при желании сбросить. Американцы видели свое summum bonum [736] в личной свободе, которую они довольно странным образом отождествляли с равенством, тогда как коммунистическое правящее меньшинство в России видело свое summum bonum в теоретическом равенстве, которое оно еще более странным образом отождествляло со свободой.