Николай Шпанов - Заговорщики (Книга 1, Преступление)

- Все, что вам скажет Гарри, сказал бы вам я, и все, что хотел бы сказать вам я, скажет Гарри, - бросив трубку, обратился Рузвельт к Ванденгейму и радушно протянул Джону руку.

Джон мрачно шагал по коридору вагона следом за понуро волочащим ноги Гопкинсом.

"Что же, - думал Джон, - и этот будет кормить меня сказками о перепелах? К чорту! Гопкинс не президент. Ему-то я уж выложу все, что думаю о подобном способе вести дела".

Он вошел в купе Гопкинса, готовый вступить в сражение с этой гримасничающей от боли тенью президента. Джон не питал никаких иллюзий насчет приема, который может ему оказать Гопкинс - откровенный и непримиримый враг всех противников Рузвельта. Однако то, что произошло в первые же минуты этой встречи, резко изменило все течение разговора. Гопкинс сразу же сказал Ванденгейму, что осведомлен о цели его приезда и готов помочь в любом деле, которое пойдет на пользу Америке и ее президенту. При этих словах он наполнил до краев два больших бокала и с видом завзятого кутилы чокнулся с Джоном.

Хотя Джон был уверен, что Гопкинс не может знать ни намерений, ни мыслей, с которыми Джон пришел сюда, он с готовностью поднял свой бокал. Что же, может быть, это и хорошо, что, прежде чем поставить точки над "и" с самим президентом, он потолкует с его вторым "я".

Джон решил начать с вопросов, от которых с такой ловкостью ускользал Рузвельт.

- Известно ли президенту, что не только американские вложения в Германии почти удвоились за последнее десятилетие? Немецкие промышленники охотно идут на переплетение их интересов с нашими и за пределами Германии.

Гопкинс ответил на наивность наивностью:

- О каких отраслях хозяйства вы говорите?

- Нефть, химия, недра...

Гопкинс согласно кивнул головой:

- Кое-что мы об этом слышали. Нам кажется, что в наших интересах всячески поощрять деловые связи Штатов с Европой. Только... - он на мгновение умолк, испытующе посмотрев в глаза собеседнику, - мы не знаем, что вы будете делать с этими связями и со своими вложениями, если Гитлер зайдет дальше, чем мы предполагаем, - возьмет да и бросится на нас?

Ванденгейм пренебрежительно махнул рукой:

- Он никогда не пойдет на это первым.

- Но на это могут пойти его союзники - японцы. Тогда Гитлер будет автоматически втянут в войну с нами.

- Этого не будет! - энергично воскликнул Джон. - Мы сумеем удержать его от подобной глупости, а японцев удерживайте вы.

Наступила пауза. Гопкинс молчал. Нельзя было понять, одобряет он подобную мысль или осуждает.

"Чорт возьми, кажется и этот намерен играть со мною в прятки?" подумал Ванденгейм и безапелляционно заявил:

- Все, что я знаю о намерениях нацистов, а я знаю о них вполне достаточно, позволяет мне утверждать: Гитлер бросится на Россию. Это цель всех его приготовлений. А раз так, мы можем спать спокойно.

- Сталин не из тех, кто позволит Гитлеру легко сорвать плод, - возразил Гопкинс.

- Тем лучше, - радостно воскликнул Ванденгейм. - Значит, военная конъюнктура - на десять лет...

Гопкинс нервно повел плечами, почти тем же движением, как это делал президент, и проговорил тоном проповедника:

- Не стройте из себя вандала, Джон. Мне не хочется верить, что американец способен желать войны... Война не то средство, которым мы хотели бы решать наши споры. Война - это кровь, это гибель миллионов людей.

- Это не наши, а их споры; не наша, а их кровь - там, в Европе, махнул рукой Ванденгейм. - Какое нам с вами дело?! Пусть они истребляют друг друга. Нам от этого хуже не будет...

- А если водоворот втянет и нас?

- От нас зависит, дать себя втянуть в войну или нет.

- Вы говорите о возможности войны так, словно дело идет о том, будет ли лето достаточно теплым, чтобы поехать на купанья, - негромко, но внушительно произнес Гопкинс. - Хорошо, что наша беседа происходит без записи и свидетелей, а то нам жарко пришлось бы на ближайшей пресс-конференции.

Мысль о том, что их разговор действительно не стенографируется и, по существу говоря, можно говорить о чем угодно, подбодрила Ванденгейма. Уж не для того ли Гопкинс и напомнил об этом, чтобы вызвать его на откровенность?

Джон заговорил о том, что ему казалось самым важным:

- Что бы вы сказали, если бы я с полной серьезностью предложил проект слияния наших партий? К чему эта игра, отнимающая столько времени и средств у всех нас? А я, мне кажется, нашел бы средства осуществить такой проект.

Гопкинс посмотрел на него так, словно перед ним сидел сумасшедший.