Дмитрий Володихин - Иван Шуйский

С военной и дипломатической точек зрения претензии Московского государства на Ливонию были поставлены под сомнение. И разрубить узел противоречий можно было только решающим военным успехом. Русско-польские переговоры в начале 1562 г. к заключению перемирия не привели. Более того, Сигизмунд Август искал союзника в крымском хане Девлет-Гирее, ожидая, что осенью — зимой 1562 г. тот либо сам вторгнется в московские земли, либо отправит «царевича с войском» и тем самым оттянет русские силы на себя138 (чего не произошло).

Остаться один на один с Москвой Польско-Литовское государство еще не было готово. Король Сигизмунд Август ввязался в рискованную войну, имея достаточно внутренних проблем.

Пожалуй, серьезнейшую из них составляли конфессиональные распри. Н. Малиновский следующим образом охарактеризовал религиозную атмосферу тех лет в Польско-Литовском государстве: «Никогда ни до того, ни после того не было столь сильной розни по вопросам веры в Польше, чем в правление короля Августа…»139 В то время в Короне соседствовало множество вероисповеданий: римско-католическое, православное, протестантское, григорианское, иудаизм, ислам и даже язычество — причем каждое из них разделялось на несколько течений, ересей, сект. Ненадолго духовенству удалось выпросить у короля привилей, разрешавший казнить еретиков смертью. На сеймах шла жестокая распря о предметах церковной юрисдикции. Шляхта не желала говорить ни о каком отпоре неприятелю, прежде чем у духовенства не будет отобрано право суда над нею по делам об odszczepienstw’e (расколе веры). Папы Пий IV и Григорий XIII активно вмешивались в польский религиозно-политический конфликт, отправив к королевскому двору опытнейшего дипломата Коммендони. Тем не менее в середине XVI в. реформационные движения получили в Польше широкое распространение140 и оттуда стремительно шагнули на литовские и белорусские земли. Протестантизм разного толка имел тогда в Великом княжестве Литовском сильного покровителя в особе королевича Сигизмунда Августа141, ставшего впоследствии королем. В самом Полоцке в конце 1550-х — начале 1560-х гг. возник кальвинистский сбор, разогнанный после прихода московских войск142.

Дополнительные сложности представляло дело окончательного объединения Польши и Литвы — политическая уния на новых условиях. Белорусско-литовская шляхта рассчитывала при помощи унии сравняться с польской. Напротив, магнаты Литвы сопротивлялись унии, не желая терять своего доминирующего положения в стране. Польская шляхта стремилась приобрести новые поместья в литовско-белорусских землях и получить прочный буфер для отражения московской опасности. Вопрос об объединении еще более усложнялся узаконенным неравноправием православной и католической шляхты. Напротив, дополнительным стимулом вступить в унию с Польшей была военная опасность со стороны Московского государства и татар. Польские историки стоят на той точке зрения, что в середине XVI столетия Литве грозила политическая катастрофа, и «…спасти ее могла только быстрая помощь Польши»143. М.К. Любавский убедительно доказал, что именно Ливонская война повлияла на настроение умов в Великом княжестве Литовском в пользу унии144. В 1562 г. литовско-белорусская шляхта организовала «конфедерацию», добивавшуюся унии с Польшей.

В такой ситуации Великое княжество Литовское было совершенно не в состоянии вести серьезные боевые действия. «Никто не поспешил» на сбор войск у гетмана Николая Радзивилла «ко дню св. Николая» в 1562 г. Сами польские историки признают тот факт, что приготовления к обороне шли в Литве очень медленно, и поход Ивана IV зимой 1562/63 г. был, как ни странно, неожиданным145.

Таким образом, время для великого полоцкого похода было избрано весьма удачно.

В XV–XVII вв. московско-литовский рубеж находился в состоянии непрекращающейся полувойны. Удивительным было скорее не начало настоящей войны, а затянувшееся мирное время. Два чрезвычайно мощных государства в бесконечном территориальном споре руководствовались не столько абстрактными интересами, сколько конкретными возможностями нанести эффективный удар по противнику. Вопросы религии, национальности, исторической справедливости учитывались… наряду с вопросом принципиально иного свойства. С одной стороны литовско-московского рубежа была многочисленная, небогатая и потому алчная шляхта, а с другой — такой же небогатый и алчный и не менее воинственный «средний служилый класс», по терминологии Хелли146. Именно они составляли боевое ядро литовской и русской армий. Их требовалось «кормить», а лучше всего «кормила» большая удачная война. С этой точки зрения понятен выбор Полоцка в качестве объекта для нанесения удара: Полоцк был богат, многолюден, имел большой торгово-ремесленный посад. В XVI в. это был крупнейший город на территории современной Белоруссии147, т. е. Иван IV и его армия могли рассчитывать на огромную добычу, как, в сущности, и произошло.