Юрий Берёзкин - Империя инков

Идеи Пайка получили всеобщее признание и любой антрополог с ними знаком. И лишь область политической антропологии оказалась затронута ими мало. На протяжении последних десятилетий исследователи посвятили немало сил тому, чтобы определить, каковы признаки достижения обществом государственного устройства, чем настоящие государства отличаются от сложных вождеств, каковы возможные формы взаимоотношений коллективов разного размера и уровня. Упоминавшаяся книга Р.Н. Адамса тоже про это. Но во всех подобных случаях речь идет о взгляде со стороны, об «этном» подходе. Однако государство или империя – это не только набор объективно существующих функций и признаков, но еще и эмоционально насыщенный образ. И образ этот должен был когда-то возникнуть, он не мог существовать изначально, подобно понятиям «люди», «свой», «враг» и т.п.

В китайской традиции право на царствование давал «мандат неба». В Древнем Шумере «царственность» спускалась с неба на тот или иной город. В обоих случаях речь идет об особом качестве, о царственности как объективной данности, которая либо есть, либо нет. Конкретный народ может не иметь своего государства, но само представление о государственности как о норме давно и глубоко укорено в мировосприятии большинства жителей Старого Света. А как обстояло с этим в Древнем Перу?

Вопрос этот никогда специально не изучался, но очень похоже, что ни у инков, ни у их соседей понятие о государственности как о норме и особой реальности, не связанной напрямую с конкретной политической ситуацией, так и не сформировалось. Именно поэтому Тауантинсуйю и мыслилась как некая мировая община, основанная на тех же родственных связях, что и община крестьянская. Этим же, по-видимому, были обусловлены проблемы престолонаследия – каждый новый инка должен был заново выстраивать под себя всю иерархию отношений в государстве.

Не только Тауантинсуйю, но и крупные политические объединения I тыс. н.э. в Центральных Андах, такие как Мочика, Уари, Тиауанако, Сикан и, может быть, некоторые другие, несомненно, были государствами в «этном» смысле. Но насколько сами их создатели осознавали отличия этих объединений от более мелких и рыхлых – на этот вопрос ответить трудно.

Отсутствие ясного представления о государственности как о норме – это, конечно, «архаический пережиток». Но объективно древние перуанцы не просто государственную, но имперскую организацию создали. В Мексике, в отличие от Центральных Анд, империй к приходу испанцев не было. Правда, испанцы не обращали особого внимания на разницу в положении верховных правителей Теночтитлана и Куско. Ацтекскую и инкскую державы рассматривают как явления однопорядковые и некоторые современные исследователи. Тем не менее для нас принципиальные отличия во внутренней структуре этих политических образований очевидны и несомненны.

В Тауантинсуйю заметны все основные признаки империи. На предыдущих страницах мы описывали их от случая к случаю, но теперь постараемся охарактеризовать в совокупности.

Прежде всего, перед нами «мировое государство», т. е. такое политическое объединение, которое уверенно распространяет свою власть на целый крупный географический регион, отличающийся преобладающими только в нем природно-климатическими и – если говорить о населении страны или стран – хозяйственно-культурными особенностями. Диапазон этих особенностей может быть сам по себе велик, но он, однако, всегда оказывается меньше того, который вырисовывается при сравнении разных регионов. Для жителей империи ее территория в сущности составляет весь их реально данный, пригодный к обитанию «настоящими людьми» мир. Земли за его пределами, насколько о них известно вообще, воспринимаются как враждебные, чуждые, незначительные, населенные «варварами», «не-людьми», или во всяком случае людьми неполноценными, безусловно уступающими в самом своем естестве людям империи. Такого рода идеология и психология были характерны для обитателей всех мировых государств – от самых древних до морских колониальных держав Нового времени и тоталитарных деспотий XX века. Следует подчеркнуть еще раз, что границы «имперского региона» складываются объективно, довольно жестко определяются историческими и природными условиями, в которых возникает та или иная держава. Римские легионы, как известно, не смогли закрепиться в землях, в которых не произрастала виноградная лоза, хотя судьбы Римской империи с историей виноградарства и виноделия напрямую не связаны. О фатальном конечном провале всех попыток военного проникновения в климатически и культурно чуждые земли свидетельствует опыт не одних только инков и римлян, но и монголов, арабов и даже Наполеона и Гитлера.