Владимир Хазан - Пинхас Рутенберг. От террориста к сионисту. Том I - Россия – первая эмиграция (1879–1919)

Жму крепко руку и жду скорого и благоприятного ответа

Лев Дейч

В то время, когда Дейч обратился к Рутенбергу за помощью, P.M. Плеханова готовила к перевозке библиотеку и архив покойного супруга в Париж. Нельзя сказать с абсолютной уверенностью, в какой форме помог ей Рутенберг и помог ли вообще. Однако зная, что, когда заходила речь о просьбах такой общественной значимости, он обычно безотказно помогал делом или деловым советом, трудно представить, чтобы письмо Дейча было оставлено без ответа. Известно также, что отношения между Рутенбергом и P.M. Плехановой не прерывались, и в дальнейшем она принимала участие в жизни его семьи – жены и троих детей, оставшихся в России (вероятно, на основе установленного между ними какого-то финансового обмена). 11 марта 1940 г. Розалия Марковна писала ему из Франции 15в Палестину ( RA):

Уважаемый Петр Мойсеевич,

Я все ждала от Вас известия с подтверждением решения, на котором мы остановились с Вашим братом 16для того, чтобы прийти на помощь Вашей семье. После разговора с Вашим братом, который посетил меня по Вашему поручению, я написала своему секретарю в Ленинград и распорядилась о выдаче Ольге Николаевне тысячи рублей. Это распоряжение, наверное, выполнено. Теперь, раньше, чем распорядиться о новой передаче такой же суммы, чем в первый раз , я хотела бы иметь от Вас, уважаемый Петр Мойсеевич, подтверждение, что комбинация, на которой мы остановились с Вашим братом, одобрена Вами. И если одобрена, то в течение какого-то времени (скольких-то месяцев) продолжать выдачу постановленных нами сумм .

Пожалуйста, ответьте мне на этот вопрос как можно скорей.

В последнем письме (от 14 февраля) мои сотрудники по заведыванию и работе в Доме Плеханова пишут мне, что Ольга Николаевна заглядывает к нам от времени до времени, чтобы почитать и поработать, что она и сын чувствуют себя хорошо, что они продолжают оставаться в Ленинграде, не переезжают в Москву из-за невозможности найти в столице подходящей квартиры.

Как Вы поживаете, уважаемый Петр Мойсеевич, как идут дела в «Ноте» 17. Я с большим интересом слежу за событиями в Палестине… К сожалению, во французских газетах сообщения очень кратки и удовлетвориться ими невозможно. Не выходит ли у вас газета на английском языке, газета, трактующая подробно о событиях в Палестине. Если да, вышлите, пожалуйста, хоть несколько №№ наиболее характерных.

Не забросит ли Вас судьба во Францию? Очень была бы рада повидаться с Вами.

С искренним приветом Р. Плеханова

Рутенберг рос и мужал в то время, когда писались или были уже написаны такие основополагающие книги, ставшие фундаментом сионистской теории, как «Еврейское государство» (1896) Т. Герцля или – еще раньше – «Автоэмансипация» (1882; русский перевод – 1898) Л. Пинскера. Прочтя их с большим опозданием, он, по воспоминаниям близко знавшего его И. Бен-Цви, будущего второго президента Государства Израиль, говорил, что в годы своей молодости Пинскера не читал, а о Герцле только слышал (Ben-Zvi 1939: 5). В его духовный фонд эти авторы не входили, время, внимание и силы были отданы иным ценностям.

Становление Рутенберга-революционера, его вступление в особую касту «спортсменов террора», как их однажды удачно назвал философ A.C. Изгоев (Изгоев 1911: 4) 18, проходило в атмосфере тех пламенных народнических идей и идеалов, которые засасывали в свою воронку людей, глубоко оскорбленных существующим правопорядком (или, точнее, в их глазах, – неправопорядком) и окрыленных мыслью об изменении жизни в сторону справедливых и гуманных норм. Для этой высокой цели все средства, включая кровавый террор, оказывались хороши. Причем террор повсеместный и, так сказать, не взирающий на лица. Один из провозвестников и идеологов революционного террора в России писатель С.М. Степняк-Кравчинский, убивший шефа жандармов Н.В. Мезенцева, писал в книге «Подпольная Россия» (первоначально написанной по-итальянски (1881–1882, отд. изд. 1882); выполненный автором русский перевод – 1893):

Уж если тратить время на убийство какого-нибудь шпиона, то почему же оставлять безнаказанным жандарма, поощряющего его гнусное ремесло, или прокурора, который пользуется его донесениями для арестов, или, наконец, шефа жандармов, который руководит всем? А дальше приходится подумать и о самом царе, властью которого действует вся эта орда (Степняк-Кравчинский 1972: 401).

В 1899 г. Рутенберг принимал активное участие в студенческих волнениях, охвативших вузы столицы (см. о них: Ливанов 1901; Morrissey 1998: 44–74), за что к нему были применены меры административного воздействия: он был отчислен из института, год провел в Екатеринославе. Там работал чертежником на Александровском Южно-Российском металлургическом заводе Брянского акционерного общества, затем на Екатерининской железной дороге. В Екатеринославе Рутенберг сблизился с социал-демократами, но, судя по всему, связи эти были достаточно поверхностными. По крайней мере, они не дали в руки полиции никакого «криминала», и после возвращения в Петербург в 1900 г. Рутенберг был восстановлен в Технологическом институте. Близко знавший его Б.В. Савинков впоследствии вспоминал: