Ульф Тоомсваре - Стратеги третьего рейха

На рубеже веков волею судеб, влиянием выбросов солнечной энергии, расположением звезд или по какой-то другой причине по Европе и Америке прокатилась волна необъяснимого всплеска революционной активности. В Германии это проявилось прежде всего в активизации коммунистического движения и резко возросшем количестве забастовок и восстаний. Еще в 1871 году здесь была принята конституция, в соответствии с которой самодержавная власть ограничивалась волей парламента. Самоограничение монарха было не только актом доброй воли, но и вынужденным ответом на требования как различных представителей немецких земель, так и общего настроения народа.

Другими словами, к концу XIX века большинство германского населения было за демократические изменения в стране при сохранении монархической формы государственного устройства. После поражения в первой мировой войне и подавления революции самой сильной партиен в Германии оказалась социал-демократическая партия во главе с Фридрихом Эбертом, но подавляющего большинства в парламенте она не имела.

В июле 1917 года на совместной конференции в Веймаре германские социал-демократы объединились с католической партией Центра и демократической партией (ДДП). Именно этот союз дал республиканскую форму правления стране, а место встречи договорившихся сторон дало название самой республике.

Основную оппозицию демократам представляли монархисты, которые в основном не возражали против парламентаризма, но требовали, чтобы рейхсканцлера выбирал монарх, а не весь народ или группа народных представителей. Соотношение между сторонниками демократического и монархического парламентаризма в 1919 году проявилось на выборах в рейхстаг — 76,1 % голосов против 14,7 %. Однако недовольство общим положением страны после поражения в войне, состоянием промышленности и уровнем жизни неуклонно нарастало. Капповский путч возник не только из-за стремления бывших аристократов к власти. Выборы в 1920 году показали, что число сторонников монархизма увеличилось до 29 %, а число демократов уменьшилось до 43,6 %. В дальнейшем количество сторонников демократического устройства страны с каждым годом уменьшалось. Это свидетельствует о том факте, что уже с 1920 года парламентско-демократическая форма управления не опиралась на подавляющее большинство.

В стране нарастал кризис не только экономический, но и политический. Нация уже была готова к приходу нового самодержца, каким бы ни был его титул. Поэтому введение Гитлером принципа фюрерства было встречено всенародной поддержкой. Ко власти пришел сторонник политики «сильной руки».

Именно этого хотел охлос, именно это привело Германию к гибели.

Можно сказать, что политика «сильной руки» всегда оборотная сторона охлократии. Толпа ждет поводыря, а дожидается палача. Но палач приходит не один.

Вместе с ним к власти пробиваются различные Kopfabschneider’ы. Среди рассматриваемых нами фигурантов одним из таких «сотоварищей» властителя был Эрнст Рем, который при другом, более счастливом для него стечении обстоятельств мог бы стать главным лицом империи. В таком случае, вероятно, Третьего рейха могло вообще не возникнуть. Охлократия, не переродившаяся в диктатуру, обречена на скорую гибель. Но не будем напрасно моделировать возможные варианты, поскольку они невозможны, ибо история сослагательного наклонения не знает.

Гитлер быстро освободился от Kopfabschneider’oв. Диктатору необходима абсолютная покорность.

Однако, как мне кажется, наш анализ убедительно показывает, что объяснять подбор руководящего состава одним желанием диктатора некорректно. Скорее следует говорить о совпадении личного мнения властителя страны и объективной необходимости, возникающей за счет изменяющихся обстоятельств. Несовпадение этих параметров приводит или к уходу от власти избранников, как в случаях с Ремом или Бломбергом, или к катастрофическим последствиям для страны, как в случае в Герингом. Но оба варианта показывают, что ошибочным может быть только мнение диктатора, но не диктат обстоятельств. В случае с Роммелем создается впечатление, что Гитлер все время подавляет свои желания, прислушиваясь к интуитивному пониманию объективной необходимости. Он очень высоко ценит этого военачальника, относится к нему с глубочайшей симпатией, но словно понимает, что это персонаж из другой пьесы, из другого времени, и каждый раз отсылает его за кулисы главной сцены театра военных действий.