— А-а-а? — обернулся Брежнев и, получив комплект совсем другого доклада, улыбнулся в зал. — Я не виноват, товарищи!…
Все не только посмеялись, но даже поаплодировали этой шутке.
В. Прибытков, с. 52.
* * *
Брежнев довольно часто терял очки. Однажды перед выступлением он прямо на трибуне выронил их, стал топтаться, искать и раздавил их ногами… Начальник личной охраны велел нам иметь полный запас очков всех видов. К футлярам мы приклеивали бумажки: «для дали», «для чтения», «для докладов» — и заполняли ими наши карманы. У одного только начальника охраны очков для чтения было трое.
В. Медведев, с. 247 [47].
* * *
Что же касается увязки «германской проблемы» с опытом минувшей войны в сознании Леонида Ильича, то мне вспоминается такой небольшой курьезный случай. Когда в мае 1973 года он отправился в ФРГ со своим первым визитом, мне пришлось его сопровождать. Говорю «пришлось», так как за неделю до этого ухитрился сломать руку. Но по указанию Брежнева вынужден был покинуть больничную койку и, закрепив загипсованную руку на повязке через плечо, присоединился к отбывающей «команде». Когда мы прибыли в Бонн (точнее, Кельн, где был аэродром), Брежнева у самолета встретил хозяин — канцлер Вилли Брандт. Они тепло поздоровались, и вдруг я вижу, что Брежнев оглядывается, кого-то ищет глазами. Увидев меня, поманил, подвел к Брандту и, указывая на мою сломанную руку, изрек: «Смотри, Вилли, я тебе его привез, чтобы ты не забывал про вторую мировую войну!»
А. Александров-Агентов, с. 184.
* * *
Образцом брежневской «дипломатии» того времени останется его фраза, сказанная предшественнику Ярузельского — Станиславу Кане 5 декабря 1980 года: «Мы не войдем, но если возникнут сложности, то войдем».
А. Грачев, с. 80.
* * *
… У Брежнева совершенно неожиданно для всех нас родилась идея, которую он неоднократно повторял нам, своим помощникам, но, видимо, также и своим коллегам по руководству. Он решил, что нам следует передать Индии атомную бомбу или по крайней мере технологию ее изготовления. Уже с первого раза мы, услышав об этой идее, принялись дружно отговаривать Брежнева. Это был бы громадный риск. Если сегодня у власти в Дели Индира Ганди с ее дружественной СССР политикой, то кто гарантирует, какое там будет руководство завтра и какую политику будет проводить? И как отреагирует мировое сообщество на грубое нарушение Москвой Договора о нераспространении ядерного оружия? Не говоря уж о неизбежном дальнейшем обострении в этом случае отношений с Китаем. Эти и другие аналогичные аргументы мы повторяли Леониду Ильичу неоднократно. Видимо, так же поступали и его коллеги. И вскоре дело это затихло, Брежнев к нему больше не возвращался.
А. Александров-Агентов, с. 242.
* * *
…У Брежнева стала вызревать и постепенно приобретать, можно сказать, навязчивый характер идея вступления Монголии в состав Советского Союза. Думаю, что это была его личная идея, а не подсказанная кем-то со стороны. Публично он с ней не выступал, насколько я помню, ни разу, но в беседах со своим окружением (в частности, и со мной, и, уж наверное, с рядом своих коллег) возвращался к ней не раз. Я со своей стороны, делал все, что мог, чтобы побудить Леонида Ильича отказаться от этой мысли. Ссылался на национальные чувства монголов, на неизбежную негативную реакцию в окружающем мире и т. д. Думаю, что и другие собеседники едва ли поддерживали мысль Брежнева. Однако он был настойчив в ее продвижении — и поднял этот вопрос в одной из бесед с Цеденбалом (кажется, в Крыму во время отпуска). Реакция, как и следовало ожидать, не была позитивной. Под каким-то предлогом Цеденбал уклонился от развития этой темы, и Брежнев, видимо, осознав ситуацию, больше, насколько мне известно, к этому вопросу не возвращался.
А. Александров-Агентов, с. 164–165.
* * *
Увлечение иметь боевые награды превратилось в манию. Мне рассказывали хорошо знавшие Брежнева люди, что он в последние месяцы своей жизни заплакал, когда узнал, что его собираются наградить не «Золотой Звездой» Героя Советского Союза, так как такую награду уже получил недавно, а орденом. И пришлось высоким мужам на ходу перестраиваться, зачитывать якобы заранее подготовленный указ о высоком награждении, хотя перед этим все было решено иначе.
В. Болдин, с. 35.
* * *
Были предложения учредить «наивысшее звание» Героя коммунистического труда и первым его присвоить, как писал в Москву киевлянин С. М. Давидюк, Леониду Ильичу Брежневу… Но у членов политбюро хватило на этот раз благоразумия не доложить «народное предложение» генсеку. Если бы сообщили, быть бы у нас и «Героям коммунистического труда» во главе с четвертым «вождем».
Читать дальше