Владимир Шевелев - Н.С. Хрущев

Ярый сталинист Андреев был уверен, что постановка вопроса о культе личности — это все происки Берии. Обратимся к стенограмме пленума.

Андреев. Берия начал дискредитировать имя товарища Сталина, наводить тень на величайшего человека после Ленина…

Голос из зала. Правильно.

Андреев. Я не сомневаюсь, что под его давлением вскоре после смерти товарища Сталина вдруг исчезает в печати упоминание о товарище Сталине.

Голос из зала. Правильно.

Андреев. …Появился откуда-то вопрос о культе личности. Почему встал этот вопрос? Ведь он решен давным-давно в марксистской литературе, он решен в жизни, миллионы людей знают, какое значение имеет гениальная личность, стоящая во главе движения, знают, какое значение имели и имеют Ленин и Сталин, а тут откуда-то появился вопрос о культе личности. Это проделки Берии.

Из президиума товарищ Ворошилов. Правильно.

Андреев. Он хотел похоронить имя товарища Сталина и не только имя товарища Сталина, но это было направлено и против преемника товарища Сталина — Маленкова.

Голос из зала. Правильно.

Маленков: Все мы преемники, одного преемника у товарища Сталина нет.

Андреев. Вы являетесь Председателем Совета Министров, пост, который занимал товарищ Сталин.

Голоса из зала. Правильно. (Бурные аплодисменты.)

Большинство выступавших говорили о необходимости повышения политической бдительности и сплоченности вокруг «ленинско-сталинского Центрального Комитета». И только Микоян, как и позднее в своей речи на XX съезде партии, сделал шаг вперед (или, может, в сторону). Вот что он сказал, помимо всего прочего:

— В первые дни после смерти товарища Сталина Берия ратовал против культа личности. Мы понимаем, что были перегибы в этом вопросе и при жизни товарища Сталина. Товарищ Сталин круто критиковал нас. То, что создают культ вокруг меня, говорил товарищ Сталин, это создают эсеры. Мы не смогли тогда поправить это дело, и оно так шло. Нужно подойти к роли личности по-марксистски. Но, как оказалось, Берия хотел подорвать культ личности Сталина и создать культ собственной личности.

На последние слова Микояна зал отозвался смехом. Между тем, он единственный из верхушки партийного руководства столь откровенно высказался о культе личности Сталина. Правда, слова эти прозвучали в «узком кругу» партийно-государственной номенклатуры. Стенограмма этого пленума, напомним, впервые была обнародована только в 1991 году.

Маленков, выступая с заключительным словом, поддержал Микояна в критике культа личности Сталина. Он, по сути дела, осудил попытки ряда ораторов защитить Сталина и отделить его, от «преступника» Берии. Особенно досталось Андрееву.

— Ничем не оправдано то, — говорил Маленков, — что мы не созывали в течение 13 лет съезда партии, что годами не созывался пленум ЦК, что политбюро нормально не функционировало и было подменено «тройками», «пятерками» и т. п., работавшими по поручению товарища Сталина разрозненно, по отдельным вопросам и заданиям.

— Вы должны знать, товарищи, что культ личности товарища Сталина в повседневной практике руководства принял болезненные формы и размеры, методы коллективности в работе были отброшены, критика и самокритика в нашем высшем звене руководства вовсе отсутствовала. Мы не имеем права скрывать от вас, что такой уродливый культ личности привел к безапелляционности единоличных решений и в последние годы стал наносить серьезный ущерб делу руководства партией и страной.

Маленков напомнил эпизод, когда на первом после XIX съезда партии пленуме Сталин грубо обрушился на Молотова и Микояна:

— Разве Пленум ЦК, все мы были согласны с этим? Нет. А ведь все мы молчали. Почему? Потому, что до абсурда довели культ личности и наступила полная бесконтрольность. Хотим ли мы чего-либо подобного в дальнейшем? Решительно — нет.

Слова эти зал встретил бурными аплодисментами.

После ликвидации Берии в паутине запутанных интриг продолжалась подспудная борьба за власть. Главным отныне стало противостояние Хрущева и Маленкова. Каждый стремился использовать в свою пользу малейший пробах или недосмотр соперника. Так, осенью 1953 года на совещании по кадровым вопросам Маленков заявил, что аппарат переродился и с ним невозможно проводить курс на обновление. Слова Маленкова были справедливы, однако это было покушение на привилегии партийной номенклатуры. Недоумевающий и обеспокоенный зал притих. И тут удачный ход делает Хрущев. В напряженной тишине прозвучал его веселый голос: