Лоуренс Рис - Темная харизма Адольфа Гитлера. Ведущий миллионы в пропасть

Что же касается президента Гинденбурга, то перед смертью он действительно увидит становление «новой монархии» — однако, отнюдь не той монархии, которой он так ждал.

Вечером 30 января 1933 года Адольф Гитлер стоял в окне рейхсканцелярии и наблюдал за тем, как перед ним торжественным маршем с зажженными факелами проходят стройные колонны нацистских штурмовиков. Но, несмотря на это свидетельство представления о своем могуществе, Гитлер знал, что его позиции в качестве канцлера не так уж сильны. За него и его нацистскую партию проголосовало менее половины населения Германии. В Кабинете министров было всего три нациста, а он, как и предыдущие несостоятельные канцлеры, вынужден был руководить с согласия президента Гинденбурга в соответствии со статьей 48 действующей конституции.

Во время избирательной кампании Гитлер ясно дал понять, что хочет очистить Германию от демократии. Но настоящему харизматичному лидеру необходима поддержка масс — даже в однопартийном государстве. Без этой поддержки Гитлер мог лишь цепляться за власть как откровенный диктатор, но он никогда бы не стал тем, кем стремился стать, — всенародно признанным государственным деятелем.

Поэтому он должен был добиться поддержки, которая бы превосходила поддержку его партии. Чем больше его ассоциировали с действиями отдельных нацистов и чем больше он углублялся в детали конкретной политики, тем больше рисковал быть воспринятым немецкой общественностью как обычный политический деятель, наподобие многих других. Поэтому в течение первых полутора лет своего канцлерства Гитлер старался не только избавиться от бремени 48-й статьи и Веймарской конституции в целом, но и всеми способами продемонстрировать, что он не только лидер нацистской партии, но и правитель всей Германии. Для достижения этой цели он прикажет убить многих старых товарищей по партии.

В начале своего канцлерства Гитлер действовал достаточно предсказуемо. Он всегда был сторонником насилия по отношению к своим оппонентам, и с первых минут прихода к власти начал подавление оппозиции. В этом отношении ему больше всего помогали действия Германа Геринга. Геринг, как министр внутренних дел Пруссии, непосредственно руководил силами полиции на самой большой земле Германии. В директиве от 17 февраля 1933 года он достаточно ясно обрисовывает свои пожелания: «Сотрудники полиции, открывающие огонь из табельного оружия (револьвера) при исполнении обязанностей, будут защищены лично мною, невзирая на последствия использования оружия» ‹1›. Спустя несколько дней, во время своего выступления в Дортмунде, он резюмирует свое отношение к правам человека: «Пуля, вылетевшая из полицейского пистолета, — это моя пуля. Если вы считаете это убийством, то я — убийца… Я знаю два вида законов, поскольку знаю два вида людей: те, что за нас, и те, что против нас» ‹2›.

Геринг был креатурой Гитлера, и предан ему до мозга костей. А вот Эрнст Рем и его штурмовики были сделаны совсем из другого теста. Многие штурмовики восприняли канцлерство Гитлера как шанс получить что-то для себя лично, а также безнаказанно поквитаться со своими идеологическими противниками. Отец Руди Бамбера, например, стал одной из их жертв в первые дни нацистского правления. Нацистские штурмовики отвезли его с группой других евреев на стадион в Нюрнберге и заставили рвать траву зубами. «Это так больно, — вспоминает Руди Бамбер — осознавать, что что бы ты ни сделал — не имеет никакого значения, просто ты еврей — вот и все» ‹3›.

Однако, хотя нападки на евреев участились после назначения Гитлера на должность канцлера, основной мишенью для нацистов стали их политические противники. «С самого начала, — вспоминает Мария Маут, которая в то время училась в школе на севере Германии, — начали забирать коммунистов и социал-демократов. Я даже видела эти грузовики собственными глазами, но даже это еще не заставляло задумываться. Ведь то были всего лишь коммунисты… враги народа» ‹4›.

Первоначально этих «врагов народа» заключали во временные каталажки, где обращались с ними крайне жестоко. Их арестовывали без предъявления обвинения, без соблюдения надлежащих правовых процедур, фактически — просто по прихоти штурмовиков. Но Гитлер, в целом одобряя жестокое подавление любой оппозиции, не всегда поддерживал их действия. Во время выступления 10 марта 1933 года он выразил обеспокоенность «перегибами со стороны отдельных лиц, помехами нормальному течению деловой жизни, которые должны прекратиться в принципе» ‹5›. Спустя два дня, 12 марта, он призвал «товарищей по партии придерживаться с этого момента строжайшей дисциплины. Больше не должно быть никаких самовольных операций…» ‹6›