Огромные усилия по стабилизации положения страны прилагал Густав Штреземан, министр иностранных дел Германии. Он убедил правительство подписать в августе 1928 года пакт Бриана — Келлога (договор об отказе от войны в качестве орудия национальной политики), обязавший Германию мирно разрешать международные проблемы. Это позволило ему создать благоприятную атмосферу, чтобы затем, в феврале 1929 года, согласовать план Юнга, согласно которому были сокращены репарационные выплаты Германии.
В этот момент Штреземан был одним из немногих в высшем политическом эшелоне Германии, кто был серьезно озабочен появлением Гитлера и нацистов на политической арене страны. Теодор фон Эшенбург вспоминал: «Я проводил много времени со Штреземаном, который в то время был министром иностранных дел. Это был либерал, причем либерал правого крыла. Я отлично все помню. Это было сразу после Троицы в 1929 году. Вечером Штреземан начал говорить о Гитлере и заявил: „Это самый опасный человек в Германии. Он обладает зловещим краснобайством. У него, как ни у кого другого, природное чутье массовой психологии. Когда я выйду в отставку, то поеду по Германии, чтобы избавиться от этого человека“. При этом разговоре присутствовало пару человек из министерства иностранных дел. И никто из нас не понимал Штреземана. Мы пожимали плечами: „О ком речь? О лидере этой крохотной партийки? Да пусть себе парень покричит“» ‹32›.
3 октября 1929 года, ровно за день до краха Уолл-стрит, ставшего началом Великой депрессии, Густав Штреземан от последствий инсульта умер. И теперь, перед лицом нового экономического кризиса, миллионы немцев впервые откликнутся на призыв Гитлера как харизматичного лидера. Отныне всякий раз, когда Гитлер будет «кричать», люди станут его слушать.
Глава 5
Надежда во времена кризиса
Между 1929 и 1933 годами миллионы немцев отвернулись от политических партий, которым традиционно отдавали предпочтение, и пошли за Адольфом Гитлером и нацистами — они приняли это решение, отдавая себе отчет, что Гитлер хочет уничтожить демократию в Германии и выступает в поддержку преступных актов насилия.
Два события 1932 года наглядно иллюстрируют, насколько необычно все, что творилось с цивилизованной нацией, живущей в самом сердце Европы. Во время предвыборного выступления ‹1› — одного из первых выступлений, отснятых со звуком — Гитлер поднял на смех немецкую демократическую многопартийную систему и те тридцать партий, которые выступали против нацизма. Он заявил, что преследует «одну цель»: «выгнать эти тридцать партий вон из Германии». Он просто кичился нетерпимостью, которую проявляют нацисты, и подчеркивал, что «на кону [на этих выборах] стоит нечто большее, чем создание новой коалиции». Едва ли он мог более открыто заявить о своем намерении создать тоталитарное государство. Затем, в августе, Гитлер заявил о своей «безграничной преданности» ‹2›и поддержке по отношению к пяти нацистским штурмовикам, приговоренным к смертной казни за убийство сторонника коммунистов в деревушке Потемпа в Силезии. Гитлер не отрицал ни того, что убийство имело место, ни того, что эти пять нацистов его совершили — он просто сказал, что приговор в отношении них является «чудовищным». Таким образом, Гитлер, стремившийся стать канцлером Германии, публично связал свое имя с внесудебными расправами.
В свете всего вышеперечисленного, как же могли немцы в массе своей проголосовать за Гитлера и какую роль сыграла в несомненном успехе нацистов на выборах его пресловутая «харизма»?
Наиболее важной предпосылкой взлета популярности Гитлера был явный провал демократических сил в борьбе с экономическим кризисом. В марте 1930 года коалиция Социал-демократической партии и Либеральной народной партии, которые стояли у руля в Германии, развалилась в связи с неспособностью договориться о путях преодоления кризиса. Для многих людей, таких как сторонник нацистов Бруно Хенель, этот раскол свидетельствовал о необходимости радикальных перемен. Хенель и его друзья называли рейхстаг «кружком болтунов», поскольку считали, что все эти многочисленные партии — многие из которых представляли сугубо частные интересы — занимались преимущественно болтовней. «Мы хотели следовать за сильным человеком, и такой сильный человек у нас появился. Сегодня многие говорят о Веймарской республике. Но это был настоящий кошмар, во всяком случае — для нас… Начиная с 1929 года я был готов поспорить с каждым, даже с собственным отцом, о том, что национал-социалисты обязательно придут к власти» ‹3›.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу