Концепция модернизации рассматривает катастрофические процессы 1920-30-х гг. как объективное следствие преодоления общей отсталости России за счёт собственных ресурсов. Воспроизводящая позитивистскую точку зрения на закономерность общественного прогресса, концепция модернизации, будучи общей для всех развивающихся обществ, с точки зрения её адептов, адекватно вписывает Россию в общемировой исторический контекст, сводящийся к гонке отсталых государств за передовыми. Данная концепция не отрицает диктаторского характера коммунистической системы. Но объективизация непреодолимыми условиями случившихся социальных катастроф, особенно в плане демографии и регресса общественных отношений, фактически снимает ответственность с правящего класса СССР, вынужденного якобы неумолимой логикой истории выбрать самый кровавый путь технологического и социального рывка.
Отмечая глубоко консервативный характер советской модернизации (об этом говорит и точка зрения о том, что она осуществлялась через катастрофу, и распространённая характеристика ленинско-сталинского периода — за исключением нэпа — как эпохи чрезвычайщины), ряд отечественных историков закономерно фиксирует внимание на общественном регрессе, который стал основной характеристикой советского строя. Получила распространение точка зрения о мобилизационном развитии России, противоположном модернизационной линейной схеме развития западного общества, предполагающей участие гражданского общества в мероприятиях власти [3] Андреев Д.А., Бордюгов Г.А. "Пространство власти от Владимира Святого до Владимира Путина. Краткий курс. X–XXI вв." — М., 2004.
.
Россия развивалась не линейно, а рывками. Вызванная потребностью разрешения системных кризисов предельная концентрация национально-государственных ресурсов, выполнив своё целевое назначение, неизбежно ослабевала, после чего опять наступал кризис, для преодоления которого снова требовалась мобилизация. Данная мобилизационная модель развития неизбежно требовала максимальной концентрации власти. Органы госбезопасности, как необъемлемая часть системы управления, играли очень важную роль в мобилизационном развитии: от обеспечения устойчивости системы и предоставления трудовых ресурсов за счёт лиц, лишённых свободы, до контроля за эффективностью деятельности государственных и хозяйственных структур, а также масштабного похищения технологических секретов развитых государств.
Тоталитаристская концепция, а также теория мобилизации способны дать представление о месте и роли чекистов в общественно-политической и экономической жизни СССР. «Ревизионистское» направление при характеристике массовых репрессий пытается акцентировать внимание на карательных инициативах, исходящих от широких слоёв населения, согласных с уничтожением «врагов народа». Репрессивная инициатива низов — очень важный аспект (его ведущее проявление для 20-х гг. — так называемый «красный бандитизм»), и заострение внимания на ней продуктивно в научном отношении. Однако, чем оформленнее и увереннее становилась власть, тем отчётливее оказывались задания «верхов» по проведению перманентной и глобальной социальной чистки населения Советской России.
Последнее десятилетие было отмечено проникновением в область неразработанных и дискуссионных вопросов псевдонаучных подходов, ориентированных на сенсацию и коммерческий успех. Это захватило даже профессиональных исследователей (В. Брачёв, Ю. Жуков, В. Сироткин и др.). Данное обстоятельство особенно заметно в литературе о чекистах, которая стремительно пополняется ажиотажными сочинениями, опирающимися на давно уже известные факты, но с самыми немыслимыми интерпретациями.
История деятельности советских органов госбезопасности стала создаваться практически сразу после их организации. Известная книга С.П. Мельгунова «Красный террор в России в 1918–1923 гг.», написанная в начале 1920-х гг. по горячим следам, с использованием только опубликованных источников, весьма неточна с фактической стороны. Она акцентирует внимание на особенностях новорождённой карательной системы: органы ВЧК-ГПУ являются вооружённым отрядом партии и по её заданиям осуществляют массовый террор как против так называемых эксплуататоров, так и против любых политических противников, к которым относятся все несогласные. Мельгунов подчёркивает, что «красный террор» являлся официальной политикой советских властей, указывает на огромные масштабы репрессий и крайнюю жестокость чекистов. Книга Мельгунова оказала огромное воздействие на зарубежную историографию советских репрессий, её влияние заметно и в «Архипелаге Гулаг» А.И. Солженицына. Устаревшая как источник, она не потеряла своей ценности, поскольку автор, познавший суть карательной политики на собственном опыте, смог глубоко оценить её особенности.
Читать дальше