Роман Ким был женат. Имя его супруги широко известно среди востоковедов. Эго Мариам (Марианна) Самойловна Цын — ученица будущего академика-японоведа Н.И. Конрада и сама выдающийся специалист-филолог [219] Цын, Мариам (Марианна) Самойловна (1904/05—2002). Японовед. Родилась в г. Чите в купеческой семье. Приехав в Ленинград, жила в семье С.Ф. Ольденбурга. Окончила Ленинградский институт живых восточных языков (1926); ученица Н.И. Конрада. В начале 1930-х переехала в Москву. Из 12 человек ее выпуска ЛИЖВЯ впоследствии не были арестованы только трое. Преподаватель Московского института японоведения (1933—1937), один из редакторов журнала «Новый Восток».Педагог-переводчик НКВД СССР. Арестована 19 апреля 1937 г. Полгода находилась под следствием на Лубянке, осуждена ОСО при НКВД СССР 16 сентября 1937 г. на 8 лет как «член семьи изменника родины» (жена Р.Н. Кима). Заключенная УхтПечлага, УхтИжемлага. Работала на строительстве железной дороги, учетчицей в конторе. В 1942 г. по хлопотам мужа из «шарашки» переведена на Лубянку для пересмотра дела. Постановлением ОСО при НКВД СССР от 13 марта 1943 г. предыдущее постановление отменено, делопроизводство прекращено. 22 марта 1943 г. освобождена. Впоследствии работала в МИВ. Входила в группу создателей «Большого японо-русского словаря», удостоенного в 1970 г. Государственной премии СССР. В годы «борьбы с космополитизмом» неоднократно предпринимались попытки уволить ее из института как еврейку. Вынужденно переквалифицировалась и стала преподавать в Московском энергетическом институте русский язык (до 1958), затем на пенсии.
. Преподававшая японский язык в НКВД и устроенная туда, возможно, хлопотами мужа, вслед за ним она была и арестована, получив как «член семьи изменника родине» 8 лет лагерей.
В 1996 году Мариам Самойловна написала воспоминания под названием «Ухтарка. Моя жизнь в сталинских тюрьмах и лагерях. 1937—1943» [220] http://www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=page&num=8397
, хранящиеся ныне в архиве Сахаров-ского центра в Москве. Есть в них строки и о муже, и о сыне: «19 апреля 1937 г., через 17 дней после ареста мужа — Кима Романа Николаевича—высококвалифицированного япониста и литератора, я была арестована. Мой срок заключения 8 лет ИТЛ, статья 58—6 (шпионаж), разумеется, в пользу Японии...
...я радостная и счастливая, у меня в кармане бушлата письмо от мамы с фотографией ее и моего сынишки, от которого меня увезли, когда ему только что (12 апреля) исполнилось 5 лет! Вот он уже пишет сам печатными буквами: “Приезжай скорей, я жду тебя, мамочка, каждый день. Твой сын Вива, который любит тебя больше всех на свете”».
Это поистине страшная история. Сын Романа Кима и Мариам Цын — Вива никогда больше не увидел своего отца, да и с мамой, вернувшейся благодаря хлопотам все еще сидевшего мужа, прожил совсем недолго. В 1944 году мальчик умер. За год до смерти он написал рассказ «Школа», в котором описал войну, эвакуацию, учебу в советской школе. Стиль его рассказа назовут «лагерным»...
Самое удивительное, что о жизни Романа Николаевича Кима после 1945 года мы знаем едва ли не меньше, чем о его довоенных приключениях. Неизвестно даже точно, вернулся ли он после заключения к Мариам Цын. Говорят, Роман Ким работал в Советском обществе дружбы с зарубежными странами, где, естественно, в сфере его интересов была Япония, но запомнился не этим. Он стал писателем — автором детективных романов, шпионских боевиков с резко, а на сегодняшний взгляд — чрезмерно выделенной политической составляющей и обилием мелких, непонятно для чего нужных деталей. Его герои так активно боролись за мир, что сегодня это читать очень скучно. Но к Киму как писателю мы еще вернемся, а пока несколько слов о нем, как о нашем почти современнике. Роман Николаевич умер 14 мая 1967 года в Москве. О нем сохранилось несколько воспоминаний писателей-детекгивщиков, японоведов. К счастью, есть еще люди, которые помнят его по совместной работе или отдельным встречам, и первое, что приходит к ним на память при воспоминании о Киме,—его внешность. Например, заместитель директора Института востоковедения РАН профессор Э.В. Моло-дякова и доктор исторических наук С.Б. Маркарьян встречались с ним, будучи молоденькими студентками, и необычный образ остался в их памяти: «Он прекрасно говорил по-японски, просто прекрасно! Не совсем обычно — для тех лет — одевался: всегда в отличном темном костюме, с бабочкой, с ярко-красным платком в нагрудном кармане пиджака. Он производил впечатление человека немножко “не отсюда”» [221] Из личной беседы с автором.
.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу