Array Коллектив авторов - Последний император Николай Романов. 1894–1917 гг.

Что касается прочих узников, то они были помещены в кухне и смежной с нею зале.

Состояние здоровья Алексея Николаевича ухудшилось вследствие утомления от путешествия; он лежал большую часть дня и, когда выходили на прогулку, его носил до сада Государь.

Семья и прислуга завтракала и обедала вместе с комиссарами, поместившимися в том же этаже; Царская семья жила, таким образом, в постоянном общении с этими грубыми людьми, которые чаще всего бывали пьяны.

Дом был обнесен двойной дощатой оградой; он сделался настоящей крепостью-тюрьмой. Внутри и снаружи были посты часовых, в самом здании и в саду стояли пулеметы. Комната комиссара, первая при входе, была занята комиссаром Авдеевым, его помощником Мошкиным и несколькими рабочими. Остальная стража жила в подвальном этаже, но солдаты часто подымались наверх и проникали, когда заблагорассудится, в комнаты, где жила Царская семья.

Однако вера очень сильно поддерживала мужество заключенных. Они сохранили в себе ту чудесную веру, которая уже в Тобольске вызывала удивление окружающих и давала им столько сил и столько ясности в страданиях. Они уже почти порвали с здешним миром. Государыня и Великие Княжны часто пели церковные молитвы, которые против воли смущали их караул.

Во всяком случае стражи понемногу смягчились в общении с заключенными. Они были удивлены их простотой, их привлекала к себе их кротость, их покорила полная достоинства душевная ясность, и они вскоре почувствовали превосходство тех, которых думали держать в своей власти. Даже сам пьяница Авдеев оказался обезоруженным таким величием духа; он почувствовал свою низость. Глубокое сострадание сменило у этих людей первоначальную жестокость.

Екатеринбургские советские власти состояли:

а) из „уральского областного совета“, в котором было тридцать, приблизительно, членов под председательством комиссара Белобородова;

б) из „президиума“, представлявшего из себя своего рода исполнительный комитет из нескольких членов: Белобородова, Голощекина, Сыромолотова, Сафарова, Войкова и т. д.;

в) из „чрезвычайки“ (народное наименование чрезвычайной комиссии для борьбы с контрреволюцией и спекуляцией), центр которой находился в Москве и имел сеть отделов по всей России. Чрезвычайка представляет из себя мощную организацию, которая является основой советского строя. Каждый отдел получает приказания непосредственно из Москвы и приводит их в исполнение собственными средствами. Всякая сколько-нибудь важная чрезвычайка имеет в своем распоряжении отряд, состоящий из отпетых людей – всего чаще австро-германских пленных, латышей, китайцев и т. д., которые в действительности – лишь щедро оплачиваемые палачи.

В Екатеринбурге чрезвычайка пользовалась всемогуществом. Ее наиболее влиятельными членами были комиссары Юровский, Голощекин и т. д.

Авдеев состоял под непосредственным контролем прочих комиссаров, членов „президиума“ и „чрезвычайки“. Они не замедлили дать себе отчет в перемене, которая произошла в настроении стражи по отношению к заключенным, и постановили принять решительные меры. В Москве тоже беспокоились, как это доказывает следующая телеграмма, посланная Белобородовым из Екатеринбурга Свердлову и Голощекину, находившемуся тогда в Москве: „Сыромолотов только что выехал в Москву, чтобы устроить дело согласно указаниям центра. Опасения неосновательны. Напрасно беспокоитесь. Авдеев устранен. Мошкин арестован. Авдеев заменен Юровским. Внутренняя стража переменена, ее заменили другие“.

Это телеграмма от 4 июля.

В этот день, действительно, Авдеев и его помощник Мошкин были арестованы и заменены комиссаром Юровским, евреем, и его помощником Никулиным. Стража, состоявшая, как было сказано, исключительно из русских рабочих, была перемещена в один из соседних домов, в дом Попова.

Юровский привез с собой 10 человек, которые почти все были австро-германскими пленными и „выбраны“ из числа палачей «чрезвычайки». Начиная с этого дня, они заняли внутренние посты; наружные посты продолжали выставляться русской стражей.

„Дом особого назначения“ сделался отделением чрезвычайки, и жизнь заключенных превратилась в сплошное мученичество.

В это время убийство Царской семьи уже было решено в Москве: это доказывает вышеприведенная телеграмма. Сыромолотов уехал в Москву, „чтобы организовать дело согласно указаниям центра“. Он вернулся с Голощекиным и привез инструкции и директивы Свердлова. Юровский, тем временем, принимал свои меры. Он несколько дней подряд выезжал верхом и разъезжал по окрестностям в поисках места, удобного для его намерений, где он мог бы предать уничтожению тела своих жертв. И этот же человек, цинизм которого превосходил все, что можно вообразить, являлся потом навещать Цесаревича в его постели.